Мэйв не удалось сдержать улыбку.
— Надо признаться, твой отец поддался не сразу, но он был упрямый человек, Дэнни, совсем как ты.
— Ты считаешь, что я упрямый? — спросил он, не зная, обижаться ему или нет.
— Разумеется. — Она нагнулась через стол и поцеловала его в щеку. — Это одно из самых милых твоих качеств.
— Ма, можно еще кое-что спросить? — Его голос изменился, в нем опять зазвучала боль.
— Конечно, сынок.
— Как… как ты узнала, что хочешь ребенка? То есть как ты узнала, что будешь хорошей матерью?
Мэйв глубоко вздохнула, понимая серьезность вопроса. Она догадывалась, что он как-то связан с неудавшимся браком сына.
— Я знала, что хочу ребенка, Дэниэл, потому что очень любила твоего отца. Когда двое любят друг друга — по-настоящему любят, то, совершенно естественно, хотят разделить эту радость и любовь с ребенком, который рождается из этой любви. — Она помолчала, отхлебнула кофе. — Что же касается того, как женщина узнает, будет ли она хорошей матерью, то для этого ей нужно только одно.
— Что именно? — спросил Дэнни, нахмурившись.
— Искреннее желание иметь ребенка. Если женщина хочет ребенка, Дэнни, действительно хочет, то этот ребенок будет рожден в любви и материнство станет естественной потребностью.
— Неужели это так просто?
Она улыбнулась.
— Все самые главные вещи в жизни просты, сынок. Это только люди их усложняют.
— Тебе никогда не приходило в голову… отдать кого-нибудь из нас? — Он понимал абсурдность своего вопроса, но все равно должен был задать его.
— Раз или два, когда вы были в переходном возрасте, у меня мелькала такая мысль, — со смехом призналась Мэйв, но потом ее лицо посерьезнело. — Я полагаю, ты задаешь этот вопрос не без причины, Дэниэл, но выпытывать ничего не буду. Нет, мне это никогда не приходило в голову. Но ты все-таки должен помнить, что растить ребенка нелегко, особенно сейчас. Всегда есть проблемы, заботы, которых ты не можешь предвидеть. Есть болезни, несчастные случаи. — Она перевела дыхание. — Быть родителем трудно, Дэниэл, потому что с того момента, как ты производишь ребенка на свет, твои первейшие мысли, первейшие действия уже не о себе и не для себя, а для твоего ребенка. Его счастье и благополучие теперь всегда будут стоять выше твоих собственных.
Он подумал о Карле — меньше всего она была способна поставить чьи-то потребности выше своих, особенно если это были потребности ребенка. Жаль, что он поздно это понял.
— То есть если кому-то пришлось, скажем так, отдать или оставить своего ребенка, то это не обязательно означает, что человек не хочет или не любит его?
Мэйв с тревогой взглянула на него — похоже, дело здесь не только в Кэти, есть еще что-то.
— Нет, я считаю, что не означает. Может быть, отказываясь от ребенка, родители надеются обеспечить ему лучшую жизнь.
— А это достаточно веская причина?
Мэйв пожала плечами.
— Кто мы такие, чтобы решать за другого человека, когда речь идет о его родном ребенке? Не нам принимать такое решение и не нам судить, Дэниэл. Люди — это всего лишь люди, им свойственно ошибаться. Не осуждай другого человека, пока не побывал на его месте. — Она с минуту поколебалась, отодвинула пустую кофейную чашку. — А теперь можно я задам вопрос тебе?
— Конечно, Ма.
— У тебя какие-то неприятности, сын? — Она заглянула ему в глаза. — Ты знаешь: что бы ни случилось, семья здесь, рядом с тобой. В чем бы ни состояла проблема, вместе мы всегда найдем решение. Ничто не покажется таким уж мрачным, когда тебя поддерживают те, кого ты любишь. Тебе пора бы уж это знать.
Тронутый ее словами, Дэнни встал и, перегнувшись через стол, поцеловал ее.
— Неприятностей у меня нет, Ма. Пока… — желая быть честным до конца, признался он. — Просто есть одно дело, о котором я хочу позаботиться, но говорить о нем пока не могу.
— А наша помощь тебе нужна, Дэниэл?
Он покачал головой.
— Пока нет.
— Если будет нужна, ты дашь нам знать, хорошо?
Ему не нравилось это беспокойство в глазах матери. В прошлом оно слишком часто появлялось там по его милости.
— Обещаю. — Он еще раз поцеловал ее. — Не надо беспокоиться, Ма.
— Это все равно, что просить меня не дышать, Дэниэл, — сказала она с улыбкой и влажно блеснула глазами. — Ты завтра придешь обедать?
Он совершенно забыл, что завтра воскресенье. В доме Салливанов воскресный обед был священной традицией. Где бы кто из них ни был, что бы ни делал, а домой на обед приходили все. Это был единственный день недели, когда паб закрывался и вся семья собиралась вместе.
— Разумеется.
Она улыбнулась.