— Я вижу, — начал он, — что некоторые части моего рассказа расстроили вас. Прошу простить меня, но это факты.
Произнося эти слова, инспектор мысленно упрекнул себя «Как ты, полицейский, опустился до того, чтобы извиняться перед преступником?»
— Правда глаза колет, я в курсе, — тихо пробормотал Джордан, сморкаясь в рукав, несмотря на то, что инспектор подарил ему свой носовой платок.
— Меня самого совершенно не устраивает такое положение дел, — продолжил Гэлбрайт, игнорируя действия собеседника, — но вы можете быть уверены…
Инспектор внезапно прервал свою речь — он подумал о том, что было бы очень странно, если бы он, полицейский, дал растлителю малолетних обещание привлечь к ответственности детоубийцу. Но первые же слова этой непроизнесённой речи возымели действие на его собеседника — Джо внезапно перестал шмыгать носом и устремил на Гэлбрайта красные и мокрые от слёз глаза.
— Вы сделаете всё, что в ваших силах? — сказал он с тоской. — Чтобы душа ребёнка была отомщена?
— Я удивляюсь на вас… — начал инспектор, но заключенный не дал ему договорить.
— Я хочу, чтобы Делия не чувствовала себя брошенной на том свете. Вы понимаете меня, инспектор?
В отчаянии выпалив эти слова, Джо уронил голову на руки — эта мольба явно истощила его. Гэлбрайт продолжал молча сидеть в своем кресле, не зная, что ответить своему собеседнику. Прошла минута, но Джордан не подавал признаков жизни, и Гэлбрайт подумал, что заключенный, вероятно, уснул. Инспектор встал из-за стола, собираясь покинуть комнату для допросов, но как только он сделал несколько шагов от стола, Джо внезапно разлепил веки и с тихим стоном схватился рукой за грудь.
Когда Гэлбрайт быстро подошёл к двери, которая находилась сразу за мистером Тёрлоу, и, распахнув её, то он столкнулся лицом к лицу с мрачным полицейским, державшим в руках резиновую дубинку — то был охранник, которому было поручено следить за происходящим. Инспектор тут же обратился к нему с приказом:
— Препроводите этого человека обратно в камеру!
Неуклюжий и пожилой мужчина бросил на инспектора какой-то насмешливый взгляд.
— Надеюсь, мистер не умер со скуки, выслушивая лживые оправдания этого мерзкого п… — начал было охранник.
— Пошути у меня тут! — инспектор погрозил ему пальцем и быстро покинул эту скучную и, что уж тут скрывать, на редкость унылую комнату.
Охранник, бормоча себе под нос «Какие же нервы нужно иметь, чтобы на протяжении нескольких часов выслушивать такое…», медленно подошел к стулу, на котором сидел мистер Тёрлоу, и, слегка напрягшись, схватил его обеими руками за плечи. Джо, глаза которого лихорадочно вращались в орбитах, попытался инстинктивно сбросить схватившие его пальцы, но охранник с невероятной для его возраста и габаритов ловкостью оторвал заключенного от стула и повёл обратно в камеру.
Надзиратель, стоявший рядом с дверью, ведущей в камеру Джордана, открыл её для охранника, который втолкнул туда мистера Тёрлоу. Через пару мгновений тяжелая стальная дверь захлопнулась за ним, и звук тяжелых шагов обоих слуг правопорядка затих в коридоре. Теперь этот человек был надёжно отрезан от всего остального человечества. Но двадцатишестилетнего Джордана Тёрлоу больше не волновало то, что происходило в этом бренном мире. Он лежал на полу в неудобной позе, тупо уставившись в стену. В его камере было невыносимо душно, поэтому Джо автоматически открыл рот пошире, чтобы вдохнуть хотя бы немного воздуха.
Мало-помалу Джо потерял представление о том, где он находится, как вдруг до его ушей донеслись весёлые детские крики. Он с трудом открыл свои глаза и остолбенел в немом изумлении — вокруг него открылся вид на поросший травой холмик. Над его головой сияло полуденное солнце, где-то весело пели птицы, а с ветвей абрикосового дерева, под которым он, собственно говоря, и находился, свисали спелые оранжевые плоды. Поднявшись на ноги, Джо медленно — как будто каждый шаг, который он делал, был для него невыносимым бременем — побрёл в ту сторону, откуда доносились возбужденные крики детей. Сделав несколько шагов вперёд, он невольно остановился. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
По хорошо протоптанной тропинке прямо к нему приближалась небольшая процессия из пяти человек. Впереди всех шла, широко расставляя длинные ноги в красных туфлях, молодая черноволосая женщина с прической каре — кремовое вельветовое платье придавало всей её фигуре слегка напыщенную серьезность, делая её похожей на учительницу начальных классов. За ней, словно выводок маленьких утят, шагали четверо детей — два мальчика и две девочки. Они были босиком, одетые в яркие платья, штанишки и рубашки. Детям, судя по их хорошеньким личикам, было от семи до десяти лет, не больше. Мальчики, щурясь от яркого солнца, держались немного позади, девочки, наоборот, старались вырваться вперёд и, весело переглядываясь друг с другом, постоянно пытались обогнать свою взрослую наставницу.