Когда прихожане начали расходиться, мать Делии слегка подтолкнула дочку локтем в плечо.
— Дорогая, нам нужно идти, — в голосе женщины слышалась усталость.
Делия, продолжая стоять неподвижно, повернула к ней голову.
— Мамочка, я хочу остаться здесь, — смиренно сказала она.
Женщина неловко обняла её.
— Что ты тут потеряла? — недоуменно спросила она.
— Я останусь, — настойчиво повторила дочь, отворачиваясь от неё.
— Как пожелаешь, красавица, — сдалась мать.
С этими словами она направилась к выходу из церкви, пока Делия продолжала смотреть на резной дубовый алтарь.
— Я буду ждать тебя снаружи, — донесся до ушей малышки голос её матери.
Убедившись, что та покинула церковь, девочка, поправив свою шаль, вышла из-за рядов деревянных скамей на устланное красным ковром пространство перед алтарем, у которого в этот момент в одиночестве стоял викарий, которому на вид можно было дать лет сорок. Он был одет в безупречную чёрную сутану, а его волосы были скрыты шапочкой того же цвета. Священник наблюдал за суетящимися людьми, выходившими из церкви, даже не пытаясь скрыть скуку на своем лице. Казалось, он не придавал никакого значения ребёнку, который в это время приближался к нему.
Делия, напротив, с каждым шагом, приближавшим её к алтарю, чувствовала всё большее возбуждение. Её руки слегка дрожали от волнения, поэтому ей приходилось держать их скрещенными на груди. Девочка чувствовала, как недоуменные взгляды других прихожан скользят по её маленькому телу, завернутому в сиреневую шаль. Подойдя ближе к викарию, Делия слегка поправила её, чтобы священник мог чуть лучше видеть её лицо, и остановилась у подножия четырех ступенек, устланных красным бархатным ковром.
— Добрый день, преподобный Уиллис, — тихо, но твердо произнесла девочка.
При звуке её голоса викарий вздрогнул и, скользнув по ней безразличным взглядом, продолжал хранить молчание.
— Позвольте мне спросить вас… — решительно продолжила Делия.
Священник повернулся к ней — по блеску его глаз было очевидно, что он совершенно не в настроении болтать о пустяках с малолетними прихожанками, даже если они были такими серьезными, как эта.
— Иди с миром, дочь моя, — сказал он, даже не пытаясь замаскировать своё недовольство.
— Не могли бы вы, пожалуйста… — начала было Делия, но викарий перебил ее.
— Время богослужения закончилось, тебе здесь больше нечего делать, — с этими священнослужитель указал на выход.
Такое обращение несколько задело девочку, но она постаралась не показывать виду, и только румянец на щеках выдавал её раздражение.
— Мне нужен ваш совет, преподобный Уиллис, — твердо сказала она, глядя в лицо викарию.
— Какая непослушная девчонка… — едва слышно прошептал он. — Иди домой, дочь моя, — сказал священник громко.
— Я никуда не уйду, пока вы не ответите на мой вопрос! — упрямо ответила ему девочка.
После этих слов Делия не удержалась и легонько топнула своей ножкой, обутой в черную туфлю. Подобный способ выразить своё нетерпение в стенах церкви выглядел несколько неуместно, но в эту минуту девочка была настроена решительно и поэтому позволила себе нарушить правила хорошего тона. В следующую секунду викарий сдался её напору и, сделав пару шагов по направлению к ней, остановился на самой верхней ступеньке.
— Что тебя гложет, дочь моя? — в его голосе все еще слышались нотки неудовольствия.
— Преподобный Уиллис, — начала Делия, — мне страшно подумать, но иногда мне кажется, что взрослые что-то скрывают от меня.
Девочка, конечно, имела в виду тот факт, что родители скрывают от неё все, что было связано с дядей Джо. Но откуда это мог знать этот конкретному церковному сановнику?
— Не волнуйся, дочь моя, — ответил ей викарий, — родители всегда не сразу открывают мир своему ребёнку, потому что человек должен познавать его постепенно, по крупицам.
Делии не понравилось, что священнослужитель, вместо того чтобы выслушать свою собеседницу, сразу же начал пускаться в пространственные речи, которые совершенно не относились к тому, что она хотела сейчас услышать.
— Я не это имела в виду, преподобный Уиллис, — стараясь сохранять спокойный тон, сказала она.
Увы, викария остановить было невозможно — казалось, вопрос молодой прихожанки стал катализатором его красноречия, и священнослужитель дал выход потоку прописных истин, которые сорвались с его уст на дочь фармацевта, мало интересовавшуюся религиозными темами.
— Если человек, — начал викарий, воздев палец к потолку, — с юных лет вдруг узнает об окружающем мире все сразу, то знай, дочь моя, что это от лукавого, и такой человек идет против заповедей Господних.