Во том сне она сражалась на стенах замка. И было много огня. И много грязи. И чей-то голос, прорываясь сквозь шум битвы, взывал: «Шайнара, мы должны остановить ИХ!»
***
Девушка открыла глаза. Солнечные лучи пробивались через маленькие оконца и длинными лентами ложились на земляной пол. Шайнара по-прежнему лежала на животе, а спину её покрывал тонкий слой из листьев кустрицы – вечнозеленого растения, обладающего способностью вытягивать гной и очищать раны. Кисти рук были забинтованы чистыми полосками ткани, ступни ног – намазаны какой-то жутко вонючей мазью.
На полу возле очага сидел Рогул. Он дремал, прислонившись спиной к стене и положив на колени меч. Всё лицо его покрывали мелкие тёмные отметины, которых там раньше не было…
Едва девушка пошевелилась, как варн тут же открыл глаза. Он поднялся, подошёл к Шайнаре и потрогал её лоб, потом присел на корточки, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с её, и улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ. Так они и смотрели друг на друга, улыбаясь и не произнося ни слова, пока дверь не открылась, и на пороге не появилась старуха.
В руках она держала корзину со свежими листьями кустрицы.
– Вот уж не думала, что ты переживёшь эту ночь, девочка, – произнесла целительница, осматривая ожоги на спине Шайнары. – Но самое страшное позади. Его благодари… – она кивнула на варна. – Не знаю, как ему это удалось, и почему шорские осы отпустили его… Не иначе сам мортан ему помогал!
Старуха поставила корзину на стол и, сказав Рогулу, чтобы он вымыл листья, снова ушла.
– Спасибо, – промолвила девушка, когда они с варном остались одни.
– Старая ведьма преувеличивает, – отозвался тот. – Не было там ничего сложного. Мой народ часто выкуривает белоголовых скорпионов из нор. Ты ведь слышала о наших белоголовых скорпионах? Они похлеще ваших шорских ос будут… В общем, я просто поджег сухой медвежий помёт. Они его не любят. И ни одна зараза ко мне не подлетела, – Рогул поймал взгляд девушки на своём испещрённом тёмными отметинами лице и добавил, – ну, почти ни одна…
Он налил в деревянный чан воды, засучил рукава до локтей, и Шайнара увидела, что его руки тоже были покрыты тёмными отметинами…
– Как давно я здесь нахожусь? – спросила девушка.
– Восьмой день.
– А Жорлаг Орз?
– Не бойся, Судья. Здесь тебя никто не найдёт. Этот дом надёжно укрыт от посторонних глаз. А собак я сбил со следа и увёл в другую сторону. Через неделю они поймут, что упустили нас, и вернутся в замок.
– Почему ты помогаешь мне? Я же хотела тебя убить.
– Тебе надо восстановить силы, – сказал Рогул, не ответив на её вопрос. – Ты почти ничего не ела эти дни. Я кое-что приготовил.
Он подошёл к очагу. Там на углях стоял котелок. Варн приоткрыл крышку и помахал рукой, направляя ароматный пар в нос. Потом он достал с полки деревянную плошку и налил в неё своё варево.
– Давай покормлю тебя, – Рогул уселся на пол перед лежаком, скрестив ноги.
– Я и сама могу, – ответила девушка, пошевелив из-под повязок пальцами на руках.
– Не сомневаюсь. Но когда ещё «грязному» наёмнику выпадет шанс покормить с ложечки Вольную Судью.
Шайнара пропустила завуалированный упрёк мимо ушей. Она не думала тогда так, как говорила. Она просто выполняла задание, а для этого все средства хороши. Так учили её в Ордене.
Рогул поднёс деревянную ложку к её губам. Аромат был странный, а вкус… Варн был никудышным поваром и о сочетаемости продуктов имел весьма отдалённое представление. Но голод – лучший ценитель, и девушка готова была сейчас всё отдать за эту горячую пищу из его рук, которая казалась ей божественной.
Шайнара ловила ртом деревянную ложку, а Рогул играючи отводил её в сторону, и глаза его смеялись. И куда только делось то непроницаемо холодное выражение, которое он, как маску, носил при посторонних…
Насытившись, девушка вскоре уснула. А ночью у неё опять был жар, но уже не такой сильный, как раньше.
– Ничего. Это не страшно, – пояснила старая целительница. – Я принесу кое-каких ягодок и к утру ей станет легче. А ты, – обратилась она к варну, – смени листья.
Она ушла. А Рогул придвинул к себе чан с вымоченными листьями кустрицы, отогнул меховое одеяло на спине девушки и начал менять старые листья на свежие. Он действовал осторожно и даже, как показалось Шайнаре, нежно. Она чувствовала его руки, и это были первые мужские прикосновения, которые она не желала сразу пресечь…