Наташа испугалась:
— Зачем они вам?
Предсказательница посмотрела на нее, затем на свой хрустальный шар и успокоила:
— Не бойся, привораживать — отвораживать не буду. Не люблю я этого.
К тому, что Виана читает мысли, Наташа так и не смогла привыкнуть. Каждый раз это было для нее неожиданностью, притом не всегда приятной.
Но сейчас необычный дар Вианы принес ей облегчение. Ведь это хорошо, когда рядом есть человек, который понимает тебя без слов. Не нужно ничего объяснять.
Она решилась спросить:
— А эта женщина, полная, просила приворожить ей жениха?
— Просила. Но я ее отговорила. Вместо этого я предложила ей похудеть, тогда и женихи сразу объявятся.
Наташа ужаснулась:
— Она, наверно, страшно обиделась?
— Наоборот. Обрадовалась. Я ей помогу справиться с ожирением, через два месяца будет как школьница.
Наташа не удержалась и спросила:
— А со мной что будет через два месяца?
Настоящая, теперь уже непритворная серьезность воцарилась на лице Вианы:
— Когда заглядываешь в будущее — искушаешь судьбу. Я, например, никогда не гадаю ни на себя, ни на Александра. И тебе не советую. Мне кажется, человек должен прожить свою собственную судьбу достойно, какие бы сюрпризы она не преподносила.
Вдруг Виана сама над собой засмеялась:
— Что-то меня на пафос потянуло. Броде монолога Павки Корчагина: жизнь дается человеку… чтобы не было мучительно больно, и так далее. Знаешь, Наталья, если тебе не терпится, загляни сама на два месяца вперед. Ты умеешь.
Наташа уставилась в хрустальный шар, как во время эксперимента с засекреченными учеными.
— Что-то видишь? — спросила через некоторое время Виана.
— Лужи какие-то…
Хозяйка расхохоталась:
— Ты, однако, ясновидящая! Вот предсказала так предсказала! Это уж точно: через два месяца будут лужи. Потому что весна наступит!
Смех ее не был обидным. Напротив, он успокаивал. Хотя Наташа так и не поговорила с Вианой о том, о чем собиралась, ей стало намного легче.
Ведь это действительно чудесное, необыкновенное открытие: после зимы непременно наступает весна. Обязательно. Каждый раз!
ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ
Мартынов задержался на три дня.
Командировка была скучной, симпозиум явно не задался. Ташкентские товарищи уж очень старались, устроили такой прием, но для Мартынова главное были не эти шикарные столы и машины. Он ехал работать. Читать и слушать доклады, спорить, соглашаться, размышлять. Но уже первый день показал, что для властей Ташкента симпозиум философов Азии был важен именно как показуха. Было много народа — Вьетнам, Северная Корея, Индия, Бирма, Камбоджа… Но к философии эти люди имели очень косвенное отношение. Такое же, как любой обыватель, который любит иногда «пофилософствовать». Это были в основном партийные функционеры разных уровней. Сами заседания они большей частью пропускали, а вот на приемы являлись как один. Только профессор Бомбейского университета Бочан Шарикар, труды которого Мартынов знал отлично, хоть как-то оправдывал для Владимира Константиновича потерянные дни.
Они много говорили с Бочаном, даже пропускали приемы, но остались очень друг другом довольны.
— Обязательно побываю в Москве на ваших лекциях, — пообещал Бочан. — А вы обещайте побывать на моих.
На том и расстались.
Москва встретила Мартынова ощутимым холодком — в Ташкенте он даже забыл, что уже зима. Там было по-весеннему тепло.
До дому он добрался на такси, пока ожидал, промерз до косточек.
Иришка не могла его встретить, она училась, да он и не давал ей телеграмму.
А в доме было тепло. Почти как в Ташкенте.
Иришка с кем-то говорила по телефону, выглянула в прихожую, махнула рукой отцу, но разговор не прервала.
— А я думал, ты учишься, — сказал Мартынов.
— Сейчас-сейчас, — не отрываясь от трубки, прошептала дочь.
Мартынов разделся, поставил чайник на огонь и решил, что сначала полезет в ванную, а уж потом будет распаковывать подарки.
— Но у меня дома теперь не получится, — сказала Ирина в трубку. — Да, вернулся. Вот только что…
Мартынов с удивлением прислушался к разговору.
Неужели его разборчивая дочурка наконец завела кавалера? На то было похоже — она ради своего собеседника даже толком не поздоровалась с отцом. Обычно все было иначе. Ирина управляла своими ухажерами так безжалостно, что отец порой даже жалел их.
«Ну, дай Бог, — подумал он. — Дай Бог. А то засидевшаяся в «девках» барышня обычно становится злой-презлой».
— Ну, скажи ей, что обычно, — ночная работа, — засмеялась дочь. — Договорились? Ладно, если тебе действительно пора… Целую. Крепко-крепко… Жаль, что по телефону…