У гномов не осталось ни их древней специальной магии рун, ни вообще хоть какой-бы то ни было магии. Все божественные бонусы пропали, множество божественных механизмов, что подпитывала сила их божества перестали работать. Кроме того, демоны по сути могучие маги, смогли наложить на ваш, лишенный божественного покровительства народ тяжелые заклятия: отныне ни один гном не может взять в руки оружие, не может надеть доспехи. Гномам запрещено ковать что бы то ни было и делать механизмы. А что такое гном, без возможности быть кузнецом и воевать? Нет ничто - несчастный носитель бороды, да и только. Убогие остатки расы, за которую никто из игроков не желает играть. Почему, я думаю ты понял.
У меня зазвенело в ушах. Макс говорит тяжело и обрекающе. Одновременно ронял слова с таким ехидным выражением лица, словно стальной голубь срущий на голову расплавленным оловом.
Соответственно очень захотелось доказать его неправоту:
- Но погоди, мне к примеру сразу с первого уровня предложили умения: Устойчивость к простуде и походка по скалам!
Макс расхохотался:
- Ух ты! К простуде! Прокачай обязательно, а то более унылого зрелища чем гном, сморкающийся в бороду и представить не возможно.
У вашего ничтожного народца сохранили лишь телесные возможности, ну и иллюзию прокачки оставили, поскольку это прописано в движок игры. Каждая тварь того мира не просто живет и подыхает, а накапливает информацию и совершенствуется. И гномы от этой механики никуда не делись. Но мазохистов, способных реально играть за эту расу ничтожное количество. Да ты сам все поймешь, чуть позже...
Макс подвигал бровями, тонкие губы сложились в усмешку. Так и представились у него остроконечные серые уши, кожаная броня и два кинжала убийцы накрест за спиной у пояса.
- Хорошо. Судя по твоим поджатым губам компьютер не зря выбрал тебе эту упрямую расу. Насколько знаю, нас теперь в фирме двое. И ты мне поможешь, при надобности, убедить Игоря в полезности и необходимости этой игры для фирмы. Я тебе позже скажу что нужно говорить и делать.
- Да пошел ты! - рявкнул я. Но только вызвал взрыв ехидного хохота. Макс танцующей походкой удалился, а я обхватил голову руками, поставив локти на стол. Черт возьми! Правда идиот обрадовался «не лишний в том мире, не лишний и в этом». А на самом деле... на самом деле...
- Леша! Может мне Игорю посоветовать перенести твое рабочее место в курилку? - не дала мне додумать Лена.
- Да отвали ты наконец от меня! - взорвался я, пробкой выскакивая из беседки.
- Ну вот... отвали. Как это отвали? Полдня за него трубку поднимаю, а вот еще и отвали, - сказала Лена мне растерянно вослед.
Вообще взвыть захотелось, я махнул рукой и побежал в контору.
Глава 4
Предыстория
На широкой, мозолистой ладони поблескивают монетки. Серебрушка и четыре медяка с полустертыми профилями Германа третьего. Человеческого короля, длинный нос которого породил немало насмешек при жизни, да и после смерти тоже.
На монетах нос стирался и плющился быстрее всей остальной чеканки. Может быть так потомки и не задумывали, но со временем он обрел множество медных профилей с носом сплющенным, стертым и сломанным, как и полагается могучему правителю и сильному воину.
Медяки монета мелкая - начеканенная раз, долго потом ходит среди бедноты, а вот серебро другое дело. Кругляш в центре ладони маленький, но толстый. Ценнее каждого медяка в десять раз. Каждый правитель, едва собрав налог, старательно переплавляет деньги и чеканит свою физиономию. Вот и на этой монете, одутловатый лик неизвестного короля, которые сменяются ныне быстрее, чем успеют переделать все деньги.
Серебро благородный металл. Свет луны, замороженный в древние времена великими льдами и добытый в наших глубоких штольнях. Я ощущаю кончиками пальцев его холодную силу. Если провести монетой по лезвию секиры, можно с одного удара развалить любого оборотня. Конечно только один раз, пока серебро не смоет его кипящая кровь. Руки дрогнули вспоминая оружие, плечи напружились, словно на них снова легли адамантовые латы. Я судорожно сглотнул. Доспехи, оружие в прошлом. Теперь этот серебряный кругляш лишь деньги.
Деньги... их всегда мало и теперь эти мелкие монеты жгут ладонь. Целый день, и вот только эти пять монет. И скамья в дальнем углу таверны. Низкий, покосившийся стол с крышкой выщербленной так, словно он плаха на которой обезглавили целый хирд гномов. Тень воспоминания коснулась разума, заставила скрипнуть зубами, но нет, нельзя вспоминать. Нельзя.