– Это учебник. «Политэкономия» Лапидуса. Он, конечно, старый, но он очень хороший. Самыйсамый лучший, как сказал мой самыйсамый лучший профессор. Если прочтёшь, точно будешь политэкономию знать, а ты говорил, тебе надо будет её учить. Тебе пригодится.
Иван боролся с непреодолимым желанием сжать в объятиях Ольгу и сжимать всё сильнее, такую хорошенькую, с торжественнотрагическим выражением лица.
Самое ужасное было то, что кафе, где Ольга назначила встречу, было то самое кафе, где он раньше сидел с ней вплотную. И даже под скатертью обнимал за робеющую талию.
Всё те же стены из изумрудного камня вокруг, та же огромная белая маска над зелёной верандой, те же белые маркизы и ленивые чёрные вентиляторы на потолке, те же салфетки в тех же колечках. То же, единственное в городе, мороженое в шариках с изюмом, на серебряных чашках с костяными ножками, ради которого, собственно, они сюда и ходили. Здесь стоял отдельный стол с пирожными и самоваром, отдельная стойка с напитками, и здесь всегда было людно, а целоваться не получалось никогда. Но сидеть, как сейчас, по противоположным концам зелёной бархатной скатерти, без малейшей возможности соприкоснуться иначе, чем рукой, – это было уже слишком!
Столько счастливого связывалось у Вани с этим зелёным театральным кафе, что он не пожелал дольше в нём мучиться. И, подхватив Ольгу здоровой рукой, потащил её прочь от нетронутого мороженого, мимо домакорабля, гулять в сторону реки. Так они и шли – Ольга с часовой коробочкой в руках и Ваня, неловко ведущий её за локоть пальцами здоровой руки и прижимающий «Политэкономию» Лапидуса рукой на перевязи.
Миновав крахмальнобелую мечеть и кладбище, они прошли мимо переполненных резных беседок и покачались на мосту. Вернее, раскачивался Иван, с наслаждением чувствуя, как в скрипе вант и треске досок на мосту, подвешенном на серебряных колоннах, – сливаются, качаясь вместе, они и мост, и он с Ольгой – одинаково беспомощные в воздухе над ущельем.
Иван помог Ольге спуститься по утомительно высоким и кривым каменным ступеням вниз, к реке.
«Неужели я не удержу себя в руках? – думал он. – Нельзя же показать себя перед Ольгой форменной свиньёй, после того, что я уже наворотил. Осталось отпроситься или сбежать с курсов, съездить домой, развестись, чего бы оно ни стоило, вернуться и там уже разбираться, чего сама Ольга от меня хочет и чего я от неё хочу… Не сейчас, совсем ещё не сейчас… Конечно, с неё, с Ольги, ещё и станется отказать, и пропаду я пропадом. Но я уж там придумаю, что делать, если откажет. А оставлять всё как есть сейчас – совершенно не могу, при любом раскладе. Душу тянет. Так что пока мы с Ольгой только друзья. У Капитонова получается дружить с девушками, а чем я хуже? Только здоровее…»
Разлив в том году был высокий, и хотя набережная давно высохла, под ногами чекиста и его девушки так и шныряли чёрные, мелкие, как горох, лягушата. На каждой лесенке, ведущей к воде, сидели парочки, а то и несколько, дымки сигарет заранее обозначали их присутствие. Жара прибивала голоса к земле. Было особое, сугубо летнее время суток – ни ночь, ни день. Молочная речная вода в кругах прожорливых комаров. Отражённые дымные ивы и кремовые пески противоположного берега. Над головами гуляющих гирляндами зелёных воздушных шаров громоздились кусты, из них в небо устремлялись статуи на шарах и белые беседки. Колёсный пароход «Джамбул» брали штурмом белые клубы мотыля, и «Джамбул» осыпал с ободьев алмазные искры у ног Ольги с Иваном, сидевших на ресторанной палубе. Белорозовые тельца бабочек осыпались на палубу, в реку, на набережную, под ноги.
– Как неприятно, оказывается, когда бабочки в лицо. – Ольга вздрогнула и поскользнулась на них босоножками с перепонками. Иван удержал её, затем отпустил, принявшись внимательно листать подаренную книгу.
– «Ивану от Ольги Sbaglioni», число, дата, – стояло на жёлтом форзаце. Видимо, Ольга не была уверена, как правильно пишется её фамилия порусски, и подписалась поитальянски. Латинские буквы имели неприятно чужой вид.
– Ольга Збальони. Ты действительно итальянка?
– Да. Ты спрашивал. Збальони – очень забавная фамилия. Уно збальо –переводится как «ошибка». Збальони – «много больших ошибок». Ольга Збальони.
– Никогда, ни за что, ни почему, Ольга, не должно этого больше быть – никаких разных алфавитов, фамилий, государств, ошибок. И так и будет. Ничто, и никто, и никогда не должен в это вмешиваться. Никто, никогда не должен.
Ольга оглянулась на взволнованного Ивана, помолчала растерянно.