Генерал, сидя за письменным столом, снизу вверх внимательно смотрел на него.
– Совсем дочь меня довела, – сказал он ласково. Ивану показалось, что генерал плачет, но это у него самого плыло в глазах. – Нет, я не могу отпустить Зайнуллу. Он чтото сделал, и никто не может просто так его отпустить. Но, что бы он ни натворил, – генерал сузил ослепительно зелёные глаза, – что бы такого он ни натворил, я могу сделать так, что через месяц он выйдет на свободу. Вы не знаете, но я в курсе: скоро, примерно через месяц, будет амнистия. И я могу пообещать, что ваш друг пройдёт по статье, которая попадёт под эту амнистию. И через месяц его освободят. Я могу сделать так, чтобы с ним ничего плохого не случилось. – Генерал помолчал. – Если вы пообещаете это моей дочери, вы сможете уговорить её дать показания? – Генерал всмотрелся пристально в Ивана.
– Да. – Иван медленно кивнул головой.
– Сядьте, выпейте воды, – предложил генерал. Иван с готовностью послушался. – Я и сам, пожалуй, налью…
– Скажите, вы были в Испании, товарищ генерал? – спросил Иван, отдышавшись.
– Был, а что? – с любопытством взглянул на него генерал.
– Ничего. Это я так. Я смогу уговорить Марьям, только, возможно, мне понадобится помощь нескольких человек. В первую очередь Ростислава Капитонова, художника из Москвы. И той девушки, её подруги, Ольги Збальони, итальянки.
Генерал долго и грустно глядел на Ивана.
– Капитонов здесь. Уже давно все здесь, и Стёпа ваш, и сестра ваша Таня. Да толку никакого. Только вас с Ольгой не могли найти. Но теперь все здесь.
Иван представил, что гдето там, в коридорах, сидят и ждут, не зная, что думать и делать, и Ольга, и Капитонов, и другие.
– Можно я с ними поговорю, объясню, почему они нужны, и отошлю домой? Может быть, их помощь ещё и не понадобится.
Генерал разрешил. Иван отпустил бледную Ольгу, её увёл художник, и увидел Таню.
– Надо взять молитву и читать! – узнав, в чём дело, сразу зашептала Таня. – Я найду хорошую молитву. Знаешь пятиэтажный универмаг рядом с парком Железнодорожников? Её моей подруге давали читать, она там продавщицей работает. Она девушка честная, но начальник вор, и дело плохо. И она читала каждый день. Богородице. И та спасла её от недостачи. Помогла.
Помощь понадобилась, и не только небесная.
Несколько тяжких дней не только Иван, но и Слава, и Ольга, и даже Стёпа и Таня уговаривали Марьям. Уговаривали девушку и её отец, генерал, и хороший человек, старший лейтенант Коля Пономарёв, и его начальник, и простодушный преподаватель курсов, которого однажды так смутил Ванин ответ, и другие преподаватели, имевшие отношение к учреждению, и много кто ещё. Уговорщики сменяли друг друга днём и ночью. Капитонов, как ревниво предполагал Иван, действительно оказался довольно близок обеим девушкам. И в конце концов обещаниями и посулами Ивану и отцу удалось Марьям разговорить.
Сморщив лоб, Маруся вглядывалась в Ивана.
– Поклянись, что Зайнулле точно ничего не будет!
– Точно. Его арестуют и выпустят через месяц с небольшим, через сорок шесть дней. Он, конечно, больше не будет следователем и уедет из этого города, но в остальном с ним всё будет хорошо, что бы он тогда ни натворил.
Генерал вздохнул.
– Главное, чтобы он не обиделся, – подняла туманные синие глаза Марьям. – А то он доверился, он всё объяснил… Хорошо, я всё скажу, Ваня. Когда ты был… – она покосилась на отца, – …гулял на острове с Ольгой, ты знаешь, в парке имени Железнодорожников, тогда Зайнуллу зло взяло. Он забрал из чемодана кобуру с оружием, убедился, что Ольги нет, и пришёл в комнату.
– Он ломал дверь? – спросил Ваня, потому что генерал был безгласен.
– Нет. Я сама открыла, – скорее трепеща, чем волнуясь, отвечала Марьям. – На пороге Зайнулла наставил на меня наградной маузер, такой, с планкой, и сказал: «Отдайся или буду стрелять!»
– И что?
– И я сказала: «Стреляй!» Не потому, что Зайнулла мне не нравится, совсем наоборот. Но чтобы он не подумал, что я согласилась изза маузера. И потому, что была в восторге оттого, до чего мой Зайнулла дошёл – пистолет направил. И я сказала: «Стреляй!» – и зажала дуло ладонью, вот так! – Марьям сжала забинтованную руку, к большой радости Ивана, убедившегося, что какимто чудом друг её не сильно покалечил.
– А дальше?
– А дальше Зайнулла выстрелил и пробил мне ладонь. Я закричала и расплакалась. И он расплакался. И мы наконецто смогли объясниться! – улыбнулась ослепительной радостной улыбкой Марьям. Иван вздрогнул и закрыл глаза. – Вот и всё, что было. Как ты думаешь, он меня простит? Потому что он поделился сокровенным, тем, что на душе, а я открыла… Я за ним куда угодно пойду! Хоть в Сибирь!