То есть, картина была о любви.
– Как она называется?
– «Лунный вечер», – просто сказал художник.
– Можно мне её оставить? – требовательно спросил Иван. – Я сколько угодно заплачу, – добавил он, вспомнив коекакие сведения о художниках, почерпнутые из старинной литературы. – Или подари мне твою картину. Пожалуйста!
– Видишь ли, Ваня, – заметил москвич строго, но не без сожаления. – Мне устроили поездку в ваш город не просто так, а от Союза, и мне нужно чтото им предъявить по приезде… А что, тебе правда нравится?
– Очень.
– Рад. Не огорчайся, может, ещё увидишь её в какомнибудь музее в Москве или на выставке. А что бы ты с ней сделал?
– На стену повесил! – решительно заявил Иван.
– Видишь ли, есть картины, которые пишутся для жизни, а есть – которые для выставок. Это не для жизни картина, Иван… Ну, прощайся и заворачивай, я тебе помогу на лестнице.
Иван, с непонятным комом в горле, смирился и кивнул.
Они завернули картину в обёрточную бумагу и брезент, перевязали бечевой. И только когда Капитонов вышел на лестницу, придерживать свёрток, чтобы он не стукался о ступени, до Вани дошло, что Слава както не так двигается. Похоже было, что, не вцепись москвич в картину, – то рухнул бы на первом шаге от первого сквозняка.
Дальнейшее Иван помнил смутно, долгий и неловкий процесс доставки картины до вокзала не запечатлелся в его голове. Хотя его и выставили из столь любимого им деревянного летнего трамвая, и пришлось нести пешком.
Ваню настолько потрясла собственная беспомощность перед другом, которому нечем помочь, что он ничего не видел и не слышал и совершенно равнодушно вручил картину Стёпе.
Только на обратном пути, между кинотеатром «Пугачёв» и круглыми, ушастыми окнами дома напротив, среди желтеющей зелени, – Иван слегка очухался. Потому что вспомнил, как месяца два назад несли они здесь, под готовыми распуститься липами, стенгазету и смеялись. И где теперь весна? Где Зайнулла? Где теперь будет Капитонов? И где картина? И где лето?
Ване стало очень и очень грустно.
Пока они затягивали на холсте бечёвки, Иван спросил москвича про предложение Тани. Капитонов засмеялся и пояснил, что Таня взяла проводы в свои решительные руки, но ей пришлось согласиться с условиями Капитонова – идти всем вместе на танцплощадку в парк имени Железнодорожников, на очередной, уже прощальный вечер танцевальной культуры, и танцевать до утра, до поезда.
Расстроенный состоянием Славы, Иван не знал теперь, что и думать об этом приглашении, тем более что из деревни возвращались малыши, его племянники. Но то ли по легкомыслию, то ли по доброте Таня подтвердила, что всё в силе. А вернувшись к Ольге, Ваня совсем успокоился. Ольга всегда вызывала в нём более сильные чувства, чем всё остальное, и помогала справляться с любыми жизненными потрясениями.
* * *
Марьям долго отказывалась кудалибо идти, пока Зайнулла не на свободе. Его должны были скоро освободить, но её всё же зазвали. И всё стало хорошо, всё было попрежнему, всё шло весело в зелёных комнатах и на кухне с вышитыми занавесками.
Последняя грусть с Ивана слетела в тот самый миг, когда пришёл виновник торжества, Ростислав. Иван даже засомневался, и не без оснований, – не привиделся ли ему обморок москвича вчера? Даже если не привиделся, сейчас Иван видел ясно, что это был временный приступ слабости, а не агония. Слава двигался и выглядел так же, как в первый день их знакомства. Да что там, намного лучше! Без помятого вида, без обычной своей судорожной живости. Он даже, как выразилась с некоторым преувеличением Таня, «стал такой полный и красивый».
12
– Куда ты? – Ольга всплеснула руками, котёнок, прыгнув, резво понёсся в кусты.
– Не беспокойся! У меня ещё котята есть! – успокоила Таня.
– Да я за этого котёнка беспокоюсь!
– Что за него беспокоиться, его всё железнодорожное депо знает, он здесь, в парке, не пропадёт!
Иван засмеялся.
Допив на спор двенадцатый стакан воды без сиропа, Стёпа вытер рот, вымыл в пенном фонтане стакан, оглянулся вокруг в мягком свете окошка с надписью «Газированная вода» и спросил окружающих:
– А вы знаете, почему озеро в парке такое круглое?
Иван взглянул на озеро.
Было ли что на свете красивее и лучше парка имени Железнодорожников? Его дорожек, уходящих к далёкому туманному морю? Его золотых фонтанов, бьющих в небо? Его бездонного озера? Его аллей, уводящих в никуда? Его развеваемых ветром крашеных лампочек, путающихся в ветвях? Фонарей, светящихся в темноте, как звёзды? Его осыпающихся колоннад и беседок, что были расписаны изнутри чудесными картинами цветущих южных садов и прекрасных весёлых девушек?