Я мысленно увидел здоровых, ленивых рептилий с кучей зубов, представил, как они будут жрать бобров и — время от времени — ногу какого-нибудь туриста, — странная перспектива. Все-таки довольно отдаленная, как мне кажется.
Под бешеный бит Джейми Бержерона, Сола Меланкона и их Kickin’Cajuns мы разбили лагерь. Палатки поставили под укрытием и, главное, там, где земля была посуше. Я расстелил клеенку, мы приступили к обеду — ели бутерброды, яйца вкрутую, помидоры, салат, который сделала Люси. Температура была идеальная, солнце светило, но не жарило; вокруг жужжали насекомые, в ритме каджунского аккордеона порхали птицы, пиво из походного холодильника было божественно свежим, я был под боком у Люси — чистое наслаждение.
Макс все выходные писал прозрачные, почти абстрактные акварельные работы — водную гладь, траву, блики, а также великолепные портреты — Линн, Люси и даже меня в образе «покорителя диких болот» в стиле пионеров Луизианы или героев Вьетнамской войны, довольно забавно.
Днем мы разделились попарно: Макс и Лини остались в лагере, а мы с Люси отправились кататься в лодке чуть дальше по реке. Очень романтично плавать в лодке наедине с любимым человеком, хотя вышеупомянутая лодка не самое удобное место для эротической практики, что-то тут не продумано, — правда, риск появления из-за поворота туристов с экскурсоводом добавляет делу пикантности, но опасность навернуться при акробатических упражнениях и перемене поз побуждает двигаться с большой осторожностью. Ближе к вечеру мы с Максом отправились на охоту: мне очень хотелось увидеть нутрий, а может, даже выдр, — ведь известно, что в сумерках они весьма активны. И действительно: это большие, не слишком пугливые твари, с длинным хвостом трубой и гигантскими резцами почти что оранжевого (я не верил, но это правда) цвета. Подойдешь ближе чем на десять метров — и они бросаются в воду. У них темный мех, который мне показался похожим на бобровый.
Люси рассказала, что как-то раз, много лет назад, Франк застрелил возле своих полей нескольких нутрий из карабина 22LR; одну разделал и решил пустить на шашлык. Похоже, гадость была страшная — может, надо было сначала помариновать пару дней в каджунском соусе, чтобы мясо хоть как-то годилось в пищу.
Нутрии были единственными животными, которых мы увидели, зато слышать довелось десятки других. Лежишь ночью в палатке — боже мой! — отделенный от дикой природы каким-то жалким миллиметром ткани, и слышишь, как всякие твари ходят рядом, хрустят ветками и даже довольно тяжело дышат (страшно до смерти!); говорят, особенно громко сопят кабаны. (Но не исключено, что это был Макс, — правда, утром он с пеной у рта твердил, что не храпел, а Линн, видимо из милосердия, не стала комментировать.)
Вечером меня назначили главным костровым — и я неплохо справился! С тополей не слетела снежная куча и не погасила огонь (и мороз не кусал нас за ноги, как, впрочем, и подлый пес Люси[36]: она оставила его дома). Конечно, я схитрил и заранее запасся жидкостью для розжига и углем, но я мастерски[37] пожарил всем стейки, установив металлическую планчу прямо на угли. Все сказали, что ужин был потрясающий; а картошка в алюминиевой фольге обгорела ровно настолько, чтобы это усилило ее бесподобный вкус; бордо оказалось вполне сносным (хорошо, что я взял швейцарский нож, чтобы его открыть) и согрело нас — рядом догорали угли; Люси обняла меня за плечи, так что я не мерз. Еще повезло, что с краю поля нашлась старая куча не слишком сырой древесины; время от времени я бросал ветку в тлеющие угли, она сразу загоралась, озаряя оранжевым светом лица Макса и Линн, которые в обнимку сидели напротив нас. Однако к ночи стало совсем холодно и мокро, на небе виднелся лишь тонкий-тонкий месяц, и как только пламя спадало, не видно было ни зги. В конце концов мы замерзли и решили залезть в палатки; было почти десять. Макс, конечно, запасся надувными матрасами — мы с Люси совершенно про них забыли. Мы спали прямо на вязкой почве, и, несмотря на все вытекающие из этого плюсы (близость к земле, единение с природой), из-за поразительной топкости участка (в палатке к утру накопилось столько конденсата, что он капал с полога, — я и представить такое не мог) и тонкости растительного покрова под спальником и полом палатки, в момент пробуждения меня всего свело, невозможно было разогнуться, бока болят, поясница ноет. Макс и Линн остались нежиться в постели, у нас же с Люси было одно желание — поскорее встать, вылезти из палатки и размяться.
На рассвете вид болота просто завораживает — клубы тумана ползут по глади воды, как ящеры, всюду галдят неведомые птицы, от луча солнца все становится алым. Огонь я развел с трудом, но все же сумел вскипятить немного воды для растворимого кофе. Потом мы с Люси сели в лодку и отправились в деревню Кулон, чтобы купить свежего хлеба, — очень забавно добираться в булочную на веслах, швартоваться и вешать на лодку замок, как на велик. Линн и Макс просто обалдели, когда вышли из палатки и увидели круассаны. У Люси действительно всегда в запасе куча идей, и этот уик-энд, проведенный на Болоте, — лишнее тому доказательство.
37
Мазон Д. Каджунская кухня выживания: Болотная жареха. Ниор: Éditions de la Grenouille empalée.