Настроение у Макса получше, он совершенно перестал по утрам фотографировать свои какашки и снова принялся рисовать. Думаю, это положительное влияние Линн.
Хорошо бы еще разок выбраться всем на болото, если будет погода.
Вот так и вышло, что я покинул «Дебри науки» 30 июня, после месячного предуведомления хозяев, поездки в Италию и многочасовой работы в «Добрых дикарях», дабы как-то привести в порядок наш будущий дом.
Мне было грустно, непонятно отчего.
Я пошел в дом попрощаться, поцеловал Матильду, пожал руку Гари — Люси ждала у машины. В последний раз обошел свои владения — теперь уже, конечно, бывшие. Кошки выглядывали из переноски и негромко мяукали, радость и печаль казались неразделимы; луч солнца, которого я раньше не замечал, золотил оголенную и теперь уже ничейную кровать. Я взял свои сумки, переноску с Найджелом и Барли и вышел, оставив дверь открытой.
«Прощайте, дикари, прощайте, странствия!» — крикнул я.
Люси посмотрела на меня как-то странно, ее серые глаза волшебно блестели.
Я закинул сумки назад, пристроил кошек, — фургон вонял адски, ничего не поделаешь.
На секунду вспомнил про Лару: так все гораздо лучше. И буду я искать, найдется ль уголок… и как там дальше?
— Я поведу, а то ты снова будешь рыскать из стороны в сторону, — сказала Люси.
— Выдумаешь тоже, — ответил я. — Выдумаешь тоже.
Она засмеялась и бросила мне ключи, ее смех был как брызги росы…
И вдруг меня осенило: Где честный человек свободно жить бы мог![40]
Люси села на пассажирское сиденье, захлопнула дверь, и, несмотря на отвертку, стекло провалилось вниз на десять сантиметров.
Я кивнул Гари, послал Матильде воздушный поцелуй.
— Ну что тянуть, — сказала Люси, — так вся жизнь пройдет!
— Вот так пусть и проходит, — ответил я.
Я завел мотор, включил первую скорость, и мы поехали спасать планету.
ПОЯСНЕНИЯ
Этот роман был задуман и начат в июне 2009-го в «Дикой мысли», писательской резиденции, которую организовал мой друг Оливье Доте и которая находится в Вогезах, в деревне Рошессон. Я хочу поблагодарить Национальный центр книги за выделенные на это средства.
Стихотворения, которые появляются на с. 223, принадлежат поэту, жившему в департаменте Де-Севр, Иву Рабо (1911–1990), которого называют еще бардом Пуату, автору популярных песен, и в том числе шлягера «La Sauce aux lumas» на музыку Венсана Скотто.
Стихотворение, посвященное розьеркам Монт-Сент-Эре, которое приведено на с. 291, принадлежит Огюсту Го (1857–1924).
Описание галльского леса у Люкана в Фарсале (скорее ближе к Марселю, чем к западу Франции) взято из перевода Жана-Франсуа Мармонтеля, с. 386.
Речь Боссюэ о смерти, отрывок из которой произносит Пуародо, была произнесена на четвертую неделю поста 1662 г. в Лувре в присутствии короля, тогда как автор ее был всего лишь тридцатипяти-летним священником; с. 339–340.
Цитата из Сенеки взята из четвертого письма к Луцилию.
Письмо Луцилия, где описывается самоубийство Катона, — это письмо XXIV.
Однажды в одном берлинском баре осенью 2009-го художник Хуан Мигель Посо поведал мне, что в Гаване он знал одного безумца, который за небольшую денежку мог бесконечно рассказывать, что случилось в какой день, — и я сразу вообразил, что этот человек должен быть одновременно и мудрецом, и провидцем, и шаманом; с. 334–336.
Огромное спасибо Мишелю Берто де Беселефу, летописцу пуатевинской равнины, который познакомил меня с книгой учителя Марселя Барбо (у меня — Марсель Жандро), которая на самом деле называется «Зов природы…», но значительно отличается от ужасной повести о Люси и Иеремии, которую я почти полностью выдумал. Любительские стишки, которые я приписываю Жандро, и в слабой степени не отражают достоинства сочинений «настоящего» Марселя Бурбо, чья учительская карьера закончилась (как и карьера Марселя Жандро) в Эшире, а началась — в Фе-сюр-Ардене.
Даниэль Шотар любил вспоминать о своей юности. Мне нравилось его слушать, он рассказывал про деревенскую жизнь, про пьяных почтальонов, спящих под какой-нибудь стенкой в день выплаты пенсии, про дорожных рабочих, которые неделями жили на ферме на полном пансионе в обмен на асфальтирование двора, о профсоюзных активистах, которые так славно отметили избрание президента-социалиста, что навернулись в своей малолитражке прямо в центре Ниора.
Многие истории в этой книге истинная правда, потому что так говорил Даниэль. Да будет земля ему пухом.
Мой отец в одну из последних наших бесед признался, что больше всего в жизни его радовала рыбалка. Тридцатого декабря могильщики предали его тело огню, зато душа его снова отправилась в Колесо.