Как и ожидалось, Макс оказался ценным информатором. Живет в селе десять лет. Знает всех в этой чертовой дыре (цитата). Рассказывал такое — хоть стой, хоть падай, жаль, я не захватил диктофона. Макс проводит различие между настоящими жителями деревни и теми, у кого там просто есть дам, их не видно: это владельцы коттеджей в жилом микрорайоне; горожане, работающие в основном в сфере услуг. Их главная забота — забаррикадироваться на участке от посторонних глаз и купаться в бассейне в чем мать родила аж целых три дня в году; они коллекционеруют садовых гномов, по воскресеньям ездят на велосипедах, а всю остальную неделю подкладывают кирпичи под трейлеры и ждут лета — словом, целая галерея портретов, довольно безжалостных, но забавных; я славно повеселился.
Макс не повел меня в мастерскую: пресловутый шедевр еще в работе, показывать рано, заметил он. Отчего-то я не особо рвусь его увидеть — воображаю нечто реально монструозное, под стать персонажу.
Под вино и я рассказал ему про свои арьежские похождения и опыты сельской этнологии; поделился сомнениями и скепсисом относительно французской университетской системы, которую вот-вот окончательно угробят абсурдные реформы вкупе с консерватизмом заскорузлых преподавателей. Он поддержал меня: недолгий опыт преподавания в Академии художеств навсегда отбил у него вкус к педагогике. Студенты тупые и наглые, и вдобавок нынешние функционеры от культуры, которых и художниками-то не назовешь, прикрывая собственную посредственность, во всем этим студентам потакают, заискивают перед ними как могут; региональный фонд современного искусства тоннами закупает кретинские инсталляции местных художников, которые потом пылятся штабелями в самом дальнем подвале, и никто — даже уборщицы — не откроет их посмотреть, и т. д. и т. п. Словом, вечер прошел тихо и мирно, под знаком злопыхательства и застарелых обид. Когда Макс вез меня обратно, термометр в его пикапе показывал минус восемь; к счастью, я оставил радиатор в «Дебрях науки» включенным на максимум. Ночь ясна, заснеженные поля сверкают, обледенелая колокольня мерцает в лунном свете. Надеюсь, волна холода скоро уйдет, иначе непросто будет передвигаться.
Ну, в койку.
Холод ночью стоял зубодробительный — минус десять, как сказал Гари. Сейчас минус шесть, бр-р. Солнце в легкой дымке. Обязательно надо проверить в интернете, есть ли связь между красными червями в ванной и карликовыми улитками в гостиной. Возможно, первые — это личинки вторых. Являются ли брюхоногие моллюски яйцекладами? Сходна ли их эволюция с этапами развития насекомых? Существует ли куколка улитки? Загадка. С ума сойти, как мало мы знаем о вещах, которые нас окружают, даже о самых распространенных. А здорово было бы стать натуралистом. Какая-нибудь экспедиция на Галапагосы — об этом можно только мечтать в такую погоду. А может, заделаться математиком? Я продолжил свои исследования периодических чисел. Это неутомимые труженики, которые буравят числовую почву запятушками десятичных знаков, стоя одной ногой в каждой категории, до бесконечности. Конечно, они не так загадочны, как их собратья — числа иррациональные, но при этом столь же абстрактны и, как хомяк в своей клетке или человек в своем мире, ходят по кругу и стремятся в никуда. Что за красота!
Сегодня утром сюрприз: письмо с извинениями. Его принес мне Гари вместе с прогнозом погоды. Попутно беззлобно подшутил над котами: похоже, они тут расположились как дома. (Надо сказать, когда он вошел, они спокойно потягивались на кровати.) Надеюсь, вы не против, сказал я. Он как будто не понял, я не стал дожимать. Получить почту было удивительно, потому что, кроме Лары, ни у кого нет моего адреса. На секунду я подумал, что она переслала мне какой-нибудь счет, но нет, — сложенный лист без конверта, на нем одно мое имя, написанное шариковой ручкой: «Давиду». Короткая записка с извинениями, подпись «Люси»: «Простите за вчерашнее, Вы так ушли, что я не успела объяснить. У меня нет Вашего телефона, я ходила, но Вас не застала. Возвращайтесь когда угодно. До скорого, Люси», — почерк довольно красивый, только шариковая ручка местами проткнула бумагу (наверное, она написала на коленке или на сумке, ну, на чем-то мягком), грамматика безупречна. Ах нет, не безупречна, нет запятой перед «но», а это придаточное предложение, — ну да бог с ним, почти отлично. Я так злился, что сначала подумал: ага, пойду я к тебе, как же. Но письмо симпатичное, все-таки она не держит меня за полного идиота. Заодно и увидит, что настоящий этнолог ни перед чем не остановится в поисках информации: заявлюсь к ней прямо сегодня с диктофоном и опросником, несмотря на пронизывающий ветер, вот только сначала куплю провизии (осталась одна замороженная пицца и запеканка с мясом быстрого приготовления, то есть две порции еды, а до отъезда надо бы четыре, — так стоит ли ходить? Можно и продержаться). В лабаз придется ползти укутавшись, как немецкий вахмистр в Сталинграде. Надеюсь, мопед на таком морозе заведется. Что быстрей замерзает — смешанное топливо или чистый бензин? Еще одна загадка природы, которую предстоит постичь.