Дома, даже страшно поразились, что за такое короткое время столько грибов приволок. А уж как мама засуетилась и обрадовалась такому изобилию! Остальные члены семьи, которые поедают семейные запасы с приличной скоростью, тоже порадовались грибам, но очень быстро сбежали по, наспех придуманным, спешным делам и срочным обязательствам, где-то вне дома. Папа не убежал, но, как всегда в такие дни, с утра уже прилично выпил, а потому способный был лишь на массу полезных советов. А вот перебирать грибы и готовить их к солению и маринованию пришлось Володе с мамой в полном одиночестве.
Но Володя не обижался. Его, как старшего в семье, с детства приучили к домашнему труду. Он стал для мамы единственным помощником. Она даже младших перестала, и просить о чем-либо. Успела избаловать, а теперь перевоспитанием заниматься не имело смысла, а при попытках — толку. В ответ лишь грубость услышишь. Часто хотелось Володе младшим по шеям навешать, однако мама возражала и взваливала весь груз домашних хлопот на себя. Или Володю, если тот случайно оказывался дома. Это сейчас он работает, а раньше дома он оказывался постоянно.
Утром воскресного дня в гости заявился Вася с удивленным и обескураженным лицом с бумажкой в руке. Это еще хорошо, что Володя не умел поздно спать и вход в их покои начинался с зала, где он и спал. А вся семья, кроме мамы, которая уже гремела кастрюлями на кухне, безмятежно храпела в запертой спальне.
— Володя, что за дребедень, чертов хрен? — с порога зашумел Вася, но Володя срочно потребовал от него убавить громкость, показывая пальцем на дверь спальни, откуда слышались звуки, сопровождающие крепкий здоровый сон. Вася сбавил децибелы, но возмущение оставил на прежнем недовольном уровне. — Смотри, чего прислали!
— Тьфу, на тебя! — не менее возмутился Володя. — Я уж думал, что опять сегодня суббота, от чего ты так нарушил свой воскресный сон. Ну, и что у тебя там такое неординарное и возмутительное в этой бумажке, от чего надо было с утра лететь, как метеор, чтобы даже собственным покоем и спокойствием друга пожертвовать?
— Повестка! — торжественно и печально, словно собственный смертный приговор объявил он Володе. — В армию гребут, а как некстати. Они что там, совсем сбрендили? Мне восемнадцать только в феврале, а это еще, как минимум, четыре месяца с копейками. Это же настолько несвоевременно, что и выразиться не знаю как!
— Володя, — в комнату вошла мама, которая услышала Васино возмущение по поводу призыва в армию. — Тебе, кстати, тоже принесли с утра. Я не стала будить, так как все равно завтра к девяти. Значит, на работу с утра не пойдешь. Надо папе сказать, чтобы бригадира предупредил, а то еще подумают, что прогулял.
— Вот видишь, — уже обрадовано кричал Вася, что не одному ему вот такая утренняя припарка досталась. — Так тебе-то можно, у тебя в январе, на месяц раньше. Пока запрягать будут, там и совершеннолетие наступит. А мне еще очень рано.
— Вот только не надо мне с утра лапшу на уши вешать, — возмутился Володя такой несправедливой Васиной раскладкой. — У тебя через две недели после меня совершеннолетие. Так что, поплывем в военкомат и в армию вместе. А мне даже нравится, если заберут раньше. Быстрей свои два года трудового стажа наскребу.
— Глупость какая-то. Так не бывает. У нас в стране раньше восемнадцати лет не берут, — категорично опротестовал Володины прогнозы Вася. — Сам в конституции читал.
— И суббота в неделе только одна. А оно видишь, как вышло, как все вывернулось, словно наизнанку? И субботы две нам досталось, и с сегодняшнего дня в армию сразу после школы брать будут. А чего дожидаться-то этого совершеннолетия?
Лицо у Васи стало моментально трагически печальным и с плаксивым оттенком. Даже глаза слегка запотели. Ему ой, как не хотелось бы именно сейчас идти в армию. Ведь те полгода, что остались до весны, когда он сам себе и планировал этот призыв, уже поденно распланированы в романтических и любовных тонах. А сколько же можно еще за это время женских тел обнять и безнаказанно в койку затащить! А не успеют рот открыть, как он сразу же им паспорт под нос, мол, а мне еще нет восемнадцати. Стало быть, и претензий не может быть. А после армии уже так свободно не повеселишься и не порезвишься: быстро в ЗАГС с угрозами и сердитыми заявлениями отволокут. И вместо всего этого счастливого праздника его дожидается солдатская муштра с полным исчезновением прекрасной соблазнительной шевелюры — его личной гордости и славы.
— Так ты думаешь, что после вчерашней эпопеи все в этом мире пошло наперекосяк? — с затаенной надеждой, что тон ошибается в своих предположениях, спрашивал Вася у друга. — Но ведь никто ничего не говорил, в газетах не писали, по радио не объявляли.
— Вася, ну, согласись, что про дополнительную субботу так же скромно умолчали, — продолжал издеваться над другом Володя, с радостью и веселостью наблюдая панику и полное доверие его словам со стороны Вася. Он повелся на его болтовне и откровенно с печалью и тоской воспринимал Володины слова, как свершившийся факт.
— Слушай, Володя, если бы ты только знал, как не вовремя подвалила эта армия с ее повесткой. Ведь вот только-только со школой разделались под орех, вот хотелось наконец-то хотя бы до весны пожить самостоятельной привольной жизнью. А тут такие метаморфозы с фокусами. Ну, черт знает что! Ладно, пойду чемодан паковать. Ты тоже будешь собираться? — спросил Вася печальным голосом. — Не знаешь, что самое необходимое брать нужно, чтобы там не отобрали? А то я слыхал, что на призывном пункте многое отнимают и потом все это пропадает.
— Знаешь, торопиться не буду. Здесь в повестке про чемодан ни слова не сказано, — уже немного сжалился над наивностью друга Володя, и решил слегка отпустить вожжи, чтобы Вася не успел наделать спешных глупостей. Он способен на поспешные действия. — Вот уже завтра они нам и расскажут в этом военкомате про все свои планы и изменения. А сейчас лучше мозги не засорять своими инсинуациями. Лишь головную боль добавляем. Ведь по логике, так еще медицинскую комиссию проходить, а только потом они определят, в какие войска тебя брить.
— Брить? — от такого слова у Васи холодок по спине пробежал, и он трагично погладил себя двумя руками по своей богатой шевелюре, словно прощался с ней навсегда, или пытался спасти ее от бритвы военкома. — Это надо самому в парикмахерскую идти, или там бесплатно постригут? Я слыхал, что лучше всего, так это уже по повестке придти бритым наголо, чтобы задобрить их. А то в такую дыру запрут, что там кроме пингвинов и не встретишь никого.
— Пингвины живу в Антарктиде, так что с ними тебе встреча не угрожает, можешь успокоиться, — указал Володя на недостаток знаний Васи этого географического вопроса.
— Какая разница, кого я там, кроме людей и женщин, увижу. Все равно далеко от дома.
— Давай не будем торопиться, — Володе самому стало, немного жаль прически Васиной, с которой тот сейчас с перепуга может избавиться, тем самым испортив свой фасад на долгое время. — Не спеши, зачем торопить самостоятельно негативные события. Наш Иосифович занимается призывам, вот его и спросим обо всех деталях.
— Это физкультурник? А когда это он успел попасть в военкомат? Вроде совсем недавно футбол гоняли с ним, зарядку делали, а тут уже так высоко взлетел. Специально преследует нас?
— А ты что, разве не встречал его в прошлый раз, когда приписное получал? Он же нам и выдавал их.
— Нет, мне майор вручал.
— Тогда ты мог его и проглядеть. Он уже два года там, в капитанах ходит. Наш Василий Иосифович теперь вместо физкультуры призывниками занимается, — разъяснил Володя.