Илья Тимофеевич красноречиво промолчал, поскольку никак не мог придти в себя. И на разборе, само собой разумеющееся, критиковал акробатические этюды других курсантов, указывая на их неточности и грубые ошибки. Эмоционально объяснял, с применением всевозможных сложных авиационных эпитетов. Приблизительно это звучало так:
— Вася, Витя, ты…мать…твою…почему…как…мать…папу…если…ты…мать твою…мать!!! Всем записать свои замечания в нужный пункт книги разборов. И чтобы завтра…мать, эти замечания…мать даже не смели повторять…мать…как часы…мать.
Вот так всем поочередно, за исключением одного, который был сегодня в наряде. Когда очередь дошла до Володи, инструктор хитро подмигнул и язвительно спросил:
— Где летал? Только не надо мне вешать лапшу про некое прозрение и случайное совпадение.
— Во сне, — как-то сразу правду сказал Володя, хотя не совсем и правду. Летал его Женя, а он лишь вспомнил этот навык. Только вот как вспомнил, если даже и представить не мог себя за управлением этого вертолета, которого так давно и в помине не было?
— Врешь, — категорично обрубил Циркунов. — Уж у меня опыта выше крыши, и то удивился такой посадке. Ты управлял слишком уверенно, что еще, и поспорить можно, кто кому мастерство показывал.
— Так у меня производственного налета свыше шести тысяч часов. А это вам не аэродромные прыжки кузнечиков, а полеты во всевозможных условиях с посадками на любом свободном подходящем пятачке. Ой, мамочка, о чем это я! — до Володи вдруг дошло, что он забыл выйти из образа. — Прошу прощения, Илья Тимофеевич, шутка такая. Я и вправду летал лишь во сне, а наяву и за ручку не приходилось держаться.
— Ну, ладно, — слегка ошарашенный и сбитый столку таким внезапным эмоциональным заявлением, нехотя согласился инструктор. — Давайте книжки, распишусь.
Он взял книгу Волкова и уже хотел поставить внизу после описи замечаний свой автограф, но случайно вчитался в текст, встретив там знакомые фразы, и застыл с понятой ручкой. Текст, списанный со слов инструктора, аналогично и звучал:
— Ты…мать…праматерь…твою…, и так далее по тексту.
— А ну-ка, всем показать! — и Илья Тимофеевич схватил все тетради, внимательно изучая в них предложения и грамматику. Там были буква в букву все те же выражения, что он и произносил.
Ему внезапно захотелось вновь всем поочередно навешать подзатыльников, но внезапно настроение изменилось в веселую сторону, и он, вырвав испорченные листы, уже вежливо и культурно повторил команду, которую перед этим выражал непечатными фразами:
— Аккуратно и без ошибок переписать, и завтра до начала полетов поднести мне на подпись. И чтобы все звучало весьма литературно и грамотно. Ишь, навыдумывали. Что слышим, то и пишем. А инициатива? Учитесь отделять зерна от плевел.
— Так в ваших замечаниях о зернах и намека не было. Сплошные плевела. Что же нам тогда писать? — робко и немножко неуверенно спрашивал Волков, пожимая плечами.
— У него спросите, — ткнул пальцем инструктор в грудь Володи. — Он вам подберет зерен в полном достатке. И пусть хоть вам расскажет, где и когда научился пилотировать.
— Охота им слушать про сонные бредни, — с каким-то сомнением возразил Володя, даже не представляя эти объяснения. — Просто я расту, от того во сне много и часто летаю.
Курсанты срочно окружили Володю с требованием незамедлительно поделиться опытом переноса полетов во сне в явь. Им тоже хотелось бы так же без подзатыльников немного повисеть над землей.
— Нехорошо утаивать от друзей. Однако, из одного чана кашу едим и компот пьем, — больше всех наседал на него Сашка Прохоров. Он, почему-то, сильней всех, или ему так казалось, переживал за неудачную попытку полетать в первый свой летный день. Ведь все правильно делал, старался изо всех усилий, каждое движение сверял с молитвой, как и говорил инструктор. А вертолет, словно взбешенный, даже близко не желал общаться с его желаниями. Прыгал и скакал, куда сам желал.
— Пацаны! — срочно поспешил на выручку Вася. — Чего пристали, как ненормальные. Неужели поверили в какие-то бредни про сны? Да все предельно ясно и имеет научные оправдания. Сами ведь пробовали на велосипеде кататься, и вспомните первые движения. Вот-вот, копия схожая с сегодняшними полетами. Не менее ста раз шлепнешься об землю, пока не поймешь, чего ему от тебя надо. А у некоторых, если помните, так с первого раза все, как у спеца, выходило. Вот и с Володей точно такое произошло. А еще ему сон про эти полеты снится. Только с опережением на небольшой срок. Ты какое упражнение сейчас во сне выполняешь?
— Маршруты осваиваю. Уже пять полетов выполнил. По каждому один раз пролетел.
— Вот, видите, какое во сне у него подспорье! — продолжал успешно развешивать по ушам лапшу Вася. — А там так же получал по шеям по полной программе. Свое уже получил, так зачем еще здесь повторно шею подставлять. Вот и показал класс.
Лапша удачно зависла и болталась на ушах. Они откровенно верили Васиным фантазиям и согласно, с чувством понимания, кивали головами. Даже Володе самому захотелось принять его сказку за действительность. Так ведь проще поверить. А то он во сне уже давно не летает на самом этом вертолете. Евгений же начинал свою деятельность в летном училище, где и осваивал вертолет Ми-2, когда Володя еще не родился. Интересно, а там, в училище такие же подзатыльники отвешивали?
— Точно, так и было! — кричал довольный и счастливый Губаревич Валера, вспоминая историю из детства. — У нас пацан был во дворе, так тот из лодки вывалился прямо посредине реки. Ну и с перепуга поплыл к берегу. А сам в жизни ни разу не умел плавать. Даже в луже, а тут река здоровая, что без умения и делать нечего. И сразу научился. Мы думали, утонет, не доплывет, так он от страха вообще на другой берег переплыл. А когда понял, что домой не туда, так запросто назад вернулся. Вот. И с того дня плавал не хуже спецов, как заправский пловец.
Все с радостью поверили и Васиной сказке, и Валериной байке про утопление, и потом еще долго до отбоя делились впечатлениями о кошмарном своем первом полете на вертолете. Но после отбоя уже не болтали. Дневальный даже прокричать не успел свое традиционное "отбой", как все до единого вырубились, словно младенцы, и продолжали тренировки и попытки по обузданию строптивого аппарата, но уже во сне. Там, кстати, эта паршивая техника подчинялась безропотно и с первого слова. Стоять, сидеть, висеть — выполняла мгновенно. И эти тренировки, и успехи доносились из сна по всей казарме.
— Ручку против ветра, держи ручку против ветра!
— Безенчук, я 281, разрешите запуск двигателя и раскрутку трансмиссии!
— Я Панасюк, прошу дать мне взлет, мне по кругу надо!
— Шаг вправо, ручку вниз, педаль вверх!
И так всю неделю и еще чуть-чуть, пока не подошло время выпускать курсантов самостоятельно. Илья Тимофеевич уже не бил по шее и ушам, а улыбался себе на всю кабину и радовался, как без его вмешательства курсанты взлетали, висели и строили коробочки вокруг аэродрома. Летательный аппарат, скрипя зубами и шестеренками, сдался, подчинился силе и воле дрессировщиков. И теперь в разговорах проскальзывали нотки гордости и превосходства, как у истинных и настоящих летчиков. Они могли позволить себе небрежную походку к вертолету со сбитым набекрень шлемофоном, попинать сапогом передний пневматик, словно бывалый шофер, и помахать перед посадкой в вертолет рукой друзьям. Полетел, мол, ждите, сейчас через час вернусь.
А такой малозначимый факт, что пока еще позади него сидит инструктор, не имел никакого значения. Он никому не мешает. Его присутствие на качество полета уже никак не сказывается. А сегодняшний день всем хотелось вписать в историю своей личной биографии, как самый значимый и весьма особенный. Сегодня первый самостоятельный вылет. Не всем до единого, конечно, но именно с сегодняшнего дня этот процесс и начинается. В нашем экипаже первый вылетает в свой самостоятельный полет, как само собой разумеющее, разумеется Володя. Но его вылет был воспринят, как нечто будничное и обыденное, ничем, ни для кого не примечательное. А Васю, он был вторым, поздравляли и трясли за все имеющиеся в нем руки сразу. Такое событие сравнимое уже с подвигом.