— Нет, но ты понял! — восхищенно кричал Вася сразу же после приземления. — Оборачиваюсь, а там пусто. Вместо Тимофеевича парашют валяется. А я уже взлетел. Ужас просто. Ну, думаю, а садиться-то придется самому и без его контроля. Но нормально взлетел, построил коробочку, а на прямой после четвертого ворота потерял. Забыл, какие они там по счету: третьи, четвертые. А, может, вообще не справа, а слева от "Т". Хорошо, хоть морду Волкова увидел в створе ворот, как красный свет семафора. Прямо на его физиономию и взял курс. Вот и попал в свои ворота.
— Надо всегда у ворот выставлять Волкова, — внес предложение Саша Прохоров. — Намного облегчает поиск своих ворот при посадке. А то на земле, вроде бы, все ясно, а там после третьего разворота, как-то почему-то забывается.
— А на лбу себе записать жирными чернилами не хочется? — спросил, случайно подслушавший их разговор подошедший инструктор Циркунов. Обычно он, когда курсанты выполняют свои самостоятельные полеты, стоит с инструктором Малаховым из седьмого экипажа в стороне от всех и обсуждает свои последние новости.
— И как это я на лбу буду подсматривать? — удивился Сашка и попытался напряжением и косоглазием всех мышц увидеть собственный лоб. — Нет, лоб не годится. Это плохое место для шпаргалки. С точно таким же результатом можно и на спине написать.
— Не годится, тоже никак не подсмотреть в нужный момент, — продолжал развитие методов и способов размещения шпаргалок курсант Петров. — Самое удобное место — под манжетой. Глянул и вспомнил. А еще проще записку в носок засунуть.
— С вами обхохочешься, пацаны! — иронично хихикнул Вася. — Носки, ботинки, тапочки. О чем разговор? Нету у нас такой обуви под рукой. Вот сапоги с портянками всегда, пожалуйста. И зачем так много фантазий в башке из-за каких-то простейших цифр. Всего-то и запомнить надо одну цифру, простейшую до безобразия. Нет, они думают над проблемой, как ее запомнить, и где поместить шпаргалку.
— Ты, Вася, не совсем прав, — встрял в полемику Володя. — Бывает такая ситуация, что левый старт с правым путаешь. В воздухе левая рука не всегда оказывается слева.
— Глупость несусветная. Это тогда, если сам запутаешься и взлетишь против старта. А как еще по-иному можно руки спутать? — не желал сдаваться Вася. — В левой руке всегда рычаг Шаг-газа, а в правой ручка управления. По-другому их не возьмешь. И все, ничего не надо сочинять. И тем более еще думать.
— Погоди, Вася! — Володя внезапно напрягся и пронзительным взглядом уставился в соседние ворота, где собрался седьмой экипаж провожать очередного курсанта в первый самостоятельный полет. — Это они Кацуба к вылету готовят?
— Что, началось? — перепугался Вася, так как понял, что у Володи сработала система предупреждения смертельной опасности. — Кацуба? С ним, да? Но он давно не ребенок!
— У него глаза в кровавых подтеках. Правда, все так и есть, это предупреждение в его адрес, — шептал Володя на ухо Васи, чтобы, не дай бог, кто-нибудь из посторонних подслушал.
— Володя, а что нужно делать? — рассеянно спросил Вася. — Они же не поверят, да еще обматерят.
— Нужно срочно отговорить Малахова, не допустить Кацуба к самостоятельному полету. Как-то подсказать, что пусть хоть один круг выполнит с ним, или подстрахует Кацуба. Вдвоем они справятся, у Малахова чистые глаза, с ним ничего не случится, — подсказал Володя, хотя даже представить себе не мог, как можно убедить их в этом безрассудстве. А если не поверят и сделают по своему, то гибель Кацуба состоится со стопроцентной уверенностью. Нужно обязательно их хотя бы испугать.
— Слушай, а они вдвоем точно не разобьются? — обреченно спрашивал Вася. — Может вообще отменять эти полеты, а там уже пусть разбираются. Ты не знаешь, что у него случится?
— Нет, только смерть, а что конкретно, даже не догадываюсь. Слушай, пусть летят вдвоем, тогда выживут, мне именно так и кажется. Пусть согласятся, а я быстренько гляну и уточню. Глаза Малахова подтвердят. Ты скажи Циркунову, чтобы он Малахова уговорил, что никак нельзя одного Кацуба отправлять, это опасно.
— Я попробую, да только они мне оба по всей программе по шеям накостыляют. Тут и к бабке не ходи. А может, ты сам расскажешь? У тебя убедительней получится.
— Нет, Вася, мне они точно не поверят. Они и тебе не поверят, но ты намекнешь, что такое уже бывало у нас. Вдруг поверят. А даже если не поверят, то все равно испугаются и сделают так, как я прошу. Понимаешь, в авиации есть такое правило: проверять даже глупые заявления, но мимо ушей пропускать нельзя.
Вася неуверенно пожал плечами и подошел к мирно беседующим инструкторам. Через минуту мирная беседа переросла в громкий обвинительный мат и угрозы в адрес Васи, который уже во всю прыть убегал от них, а они обещали догнать и добавить.
— Гришкевич! — гаркнул Малахов очень зло и сердито. — Подойди сюда, провокатор подлейший. Чего это там ерунды какой-то намолол и Васю к нам направил. Полеты сорвать задумал?
— Нет, — Володя замялся, но времени уже практически не оставалось. Нужно действовать более решительно и агрессивней, поскольку вертолет с курсантом заходил на посадку, а следующий, после контрольного зависания с инструктором, в полет уходил Кацуба. И, судя по предчувствиям, которые в последнее время ни разу не обманули, Кацуба уйдет в свой последний прощальный полет. — Его никак нельзя отпускать одного. Он не сумеет справиться с аварийной ситуацией и погибнет. На его лице начертана смерть, — Володя говорил столь решительно и магнетически, что инструктора молча, смотрели и хлопали ресницами. Теперь уж действительно, как и предполагал Володя, даже если и не поверят, все равно одного Кацуба не отпустят. И пусть товарищ смертельно обижается, но зато останется в живых.
Малахов вопросительно смотрел на Циркунова, умоляя жалобным взглядом разобраться инструктору с собственным курсантом с большим завихрением в мозгах. Но Циркунов не знал, как себя вести, да и совсем не хотел создавать себе проблемы.
— Разбирайся сам. Твой Кацуба, тебе и решать, — махнул рукой и уже уходил в свои ворота к своему экипажу Циркунов. — Посоветовать ему, а потом вместе и отвечать? Дудки.
— Спасибо, советчик хренов. И как это мне разбираться? А сам со своим придурком разобраться не хочешь? — кричал Малахов вслед Илье Тимофеевичу, но уже было пора к вертолету вместе с Кацуба. Однако придется с самостоятельным полетом курсанта повременить. Им, инструкторам, иногда разрешается в случае каких-либо сомнениях присутствовать на борту. Сомнения, если все пройдет удачно, он придумает, а пока эти сомнения придется развеять.
Все были немного удивлены, так как после контрольного зависания и посадки инструктор остался на своем месте, и Кацуба пошел на круг вместе с Малаховым. Курсанты наблюдали некий спор в стороне между инструкторами и Васей с Володей, но содержание спора никому не было известно. Мало ли о чем спорили.
— Ну, Володя, наваляет тебе Малахов на разборе полетов от всей души. А я добавлю, — с неким сожалением произнес Циркунов, провожая взглядом траекторию полета вертолета с Кацуба на борту.
— Они останутся живы, — шепнул Володя Васе на ухо. — Кровь сразу исчезла. А этот показатель точный.
— Это хорошо! — радостно вздохнул Вася, а Циркунов, случайно услышавший их бредовые перешептывание, взорвался:
— Что еще за ересь тут несете? Какие еще здесь кровавые колдовства приплели? Что еще за мистика?
Но ответить ему не дали вопли курсантов, следившие за взлетом и полетом Малахова с курсантом.
— Товарищ инструктор, смотрите, Илья Тимофеевич! — неожиданно завопили хором курсанты, как седьмого, так и восьмого экипажа, пальцем усиленно тыкая в небо. — С ними что-то случилось, они падают, сразу на первом развороте, смотрите, их вращает.
— Черт, скорее! — закричал Циркунов и рванул к своему вертолету, который уже заходил на посадку с курсантом на борту. — У них рулевой отказал, да еще на такой малой высоте.