Такое неверие в собственные силы Ежова, однако, не смутило, и несколько дней спустя он сообщил Пассову, что в самое ближайшее время тот будет назначен начальником Иностранного отдела и что, не дожидаясь этого, следует уже сейчас приступить к работе и начать знакомиться с местной спецификой.
Придя в отдел, Пассов первым делом стал разбираться с кадровым составом ИНО и был немало удивлен «ужасающей засоренности отдела вражескими элементами». Вот с чем, по его словам, ему пришлось тогда столкнуться:
«Базаров — бывший белый офицер, служил начальником штаба полка в деникинской и врангелевской армиях, из Крыма эвакуировался после разгрома белых и был в эмиграции, в частности в Константинополе, где, как известно, английская и французская разведки прибрали тогда к рукам большинство белого офицерства. Там же, в эмиграции, проник в закордонный аппарат ИНО [т. е. предложил свои услуги чекистам], все следующие годы провел почти целиком за границей, вернулся в Союз только в 1937 года и уселся начальником отделения.
Рейф — выходец из Польши, в годы Гражданской войны, перейдя границу, очутился на советской территории, служил в Красной Армии, затем опять вернулся в Польшу, потом очутился в Германии, пробрался там на работу в торгпредство, связался через какого-то шпика с аппаратом ИНО, стал «кадровым» работником ИНО и к моменту моего прихода уже был начальником отделения.
Должности помощника начальника отделения занимали такие, как Мнацаканов, проникший на работу в ИНО за границей — явный, по ряду признаков, шпион, имевший за границей одного брата — шпиона, троцкиста, бежавшего из СССР, и протащивший другого своего брата, тоже явного шпиона, на закордонную работу.
На разных оперативных должностях работали такие, как Шанина — бывшая жена ягодинского заговорщика Шанина; Мациевский — поляк, не умевший даже разговаривать по-русски; Лебединский — явный латышский националист, имевший связи со многими арестованными крупными латышами; Козловский — харбинец, связанный со своими родственниками-эмигрантами в Харбине; Фортунатов — сын расстрелянного шпиона; Графпен, имевший троцкистские связи и кучу родственников за границей; Приходько, путавшийся с эсерами и служивший в колчаковской армии; Соболь, муж которой разрабатывался и был арестован как шпион; Белкин — выходец из мелкобуржуазной партии, долго живший в разных заграничных странах и еще в 1926–1928 годах разрабатывавшийся по подозрению в шпионаже; Марков — явный итальянский шпион; Аксельрод — выходец из антисоветской партии, связывавшийся со своими родственниками за границей, и целый ряд других не менее подозрительных типов»{353}.
Разобравшись с доставшимся ему наследством, Пассов проинформировал о своих открытиях Ежова и получил от него задание подвергнуть Иностранный отдел основательной чистке. Применительно к работе центрального аппарата, следовало прежде всего добиться, чтобы по крайней мере должности начальников отделений занимали люди, ничем себя не скомпрометировавшие. В отношении зарубежной сети указания Ежова сводились к тому, чтобы резидентуры, деятельность которых хорошо известна Сталину, по мере возможности сохранить, а работу остальных постепенно свернуть, поскольку большая часть их сотрудников наверняка уже перевербована местными спецслужбами.
Начинался новый этап в жизни Иностранного отдела, и теперь его старожилы имели все основания принять на свой счет слова, сказанные Ежовым на совещании руководящего состава НКВД 24 января 1938 года. Ежов тогда заявил:
«Кое-где очистились, поарестовали и успокоились: решили, что у нас теперь все чисто-гладко, все хорошо… что уже наш аппарат стал подлинно большевистским аппаратом… Нет, товарищи, нам далеко до того, чтобы стать партийным аппаратом, и нам надо почистить свои ряды, не успокаиваясь на достигнутом.
Почему нам надо почистить свои ряды? Товарищи, забываем об элементарном правиле разведки: …для того, чтобы знать замыслы другой разведки, самое лучшее — влезть к ней в печенки, и мы ставим перед собой задачу, чтобы влезть в печенки польской, германской, японской разведкам. Но, товарищи, поймите, разве при том режиме, при тех отношениях, которые существовали у нас раньше, трудно было иностранной разведке впереться к нам? Конечно, легче всего. Что же иностранная разведка такая святоша, что к нам не будет внедряться? Безусловно, будет, и в этом смысле нам надо за своим аппаратом смотреть больше, чем за чьим-либо другим…