«Вышинский: Обвиняемый Ягода, вы говорили с Крючковым о заговоре?
Ягода: Нет. С Крючковым о заговоре я никогда не говорил.
Вышинский: На политические темы говорили с ним?
Ягода: Нет, я ему никогда не доверял.
Вышинский: Так что все, что говорит Крючков…
Ягода: Все ложь.
Вышинский: Вы ему такого поручения о Максиме Пешкове не давали?
Ягода: Я заявляю, гражданин прокурор, что в отношении Максима Пешкова никаких поручений не давал, никакого смысла в его убийстве не вижу.
Вышинский: Так что, Левин врет?
Ягода: Врет.
Вышинский: Казаков говорит ложь?
Ягода: Ложь.
Вышинский: Крючков?
Ягода: Ложь.
Вышинский: Крючкову по поводу смерти Максима Пешкова поручений не давали? Вы на предварительном следствии…
Ягода: Лгал.
Вышинский: А сейчас?
Ягода: Говорю правду.
Вышинский: Почему вы врали на предварительном следствии?
Ягода: Я вам сказал. Разрешите на этот вопрос вам не отвечать»{370}.
Но, конечно, главной проблемой стал для Вышинского Н. И. Бухарин. Соглашаясь в принципе со своей ответственностью за деятельность организации «заговорщиков», Бухарин при попытках получить от него показания, подтверждающие его конкретную контрреволюционную работу, не проявлял никакого желания идти навстречу государственному обвинителю, не соглашался с его выводами, оспаривал обвинения в свой адрес со стороны других подсудимых и т. д. Верность избранной тактике Бухарин сохранил до конца процесса и в своем последнем слове не только отверг приписываемые ему преступления, но поставил под сомнение сам факт существования «правотроцкистского блока», одним из руководителей которого он якобы являлся.
При подготовке к изданию в том же 1938 году стенографического отчета о процессе последнее слово Бухарина подверглось существенной правке, сократившись в результате более чем на четверть, однако и то, что осталось, не могло скрыть явную сфабрикованность обвинений, предъявленных на суде Бухарину и его «сообщникам». Несмотря на это, Военная коллегия Верховного Суда под председательством В. В. Ульриха признала эти обвинения вполне доказанными и в соответствии с полученными инструкциями приговорила всех подсудимых к высшей мере наказания — расстрелу.
* * *Как уже упоминалось, одним из преступлений, приписываемых «правотроцкистскому блоку», была организация покушения на жизнь Ежова. По версии следствия, которую озвучил один из обвиняемых, бывший секретарь НКВД П. П. Буланов, после назначения Ежова наркомом внутренних дел Ягода, опасаясь разоблачения заговорщиков-контрреволюционеров, действовавших в системе НКВД, поручил Буланову, тоже участнику заговора, организовать отравление нового наркома путем опрыскивания его рабочего кабинета и смежных комнат растворенной в кислоте ртутью. Такой раствор был якобы изготовлен, и порученец Ягоды, И. М. Саволайнен, опрыскал им в кабинете Ежова дорожки, ковры, портьеры и т. д. Поскольку Буланов с Саволайненом продолжали работать в НКВД также и после ухода Ягоды, они эту процедуру будто бы повторили еще пять или шесть раз в течение октября-декабря 1936 г.
Допрошенный вслед за Булановым Ягода заявил, что, за исключением отдельных моментов, подтверждает показания своего бывшего подчиненного. Кроме этих признаний, к делу были также приобщены ответы медицинской экспертизы на вопросы, поставленные государственным обвинителем. Эксперты заявили, что «на основании предъявленных материалов химического анализа ковра, гардин, обивки мебели и воздуха рабочего кабинета товарища Н. И. Ежова, а равно и анализа его мочи и характера возникших у него болезненных проявлений, следует считать абсолютно доказанным, что было организовано и выполнено отравление товарища Н. И. Ежова ртутью через дыхательные пути, что явилось наиболее действенным и опасным методом хронического ртутного отравления».
По мнению экспертов, «в результате применения обвиняемыми Ягодой Г. Г. и Булановым П. П. способа постепенного отравления товарища Н. И. Ежова, его здоровью был причинен значительный ущерб, и если бы данное преступление не было своевременно вскрыто, то жизни товарища Н. И. Ежова угрожала бы непосредственная опасность»{371}.
Вся эта странная история началась зимой 1937 года Ежов, который и раньше не отличался особым здоровьем, почувствовал себя хуже обычного — начали шататься и выпадать зубы, пропал аппетит, болели суставы рук и ног, кружилась голова, ухудшился сон и т. д. Врачи связывали это с переутомлением, настаивали на длительном отдыхе. Однако время было горячее, и об отпуске нечего было и думать.