Но если с лидерами правых было еще не все ясно, то по поводу таких видных в прошлом троцкистов, как Г. Л. Пятаков и К. Б. Радек, сомнений не возникало. Показаний об их «преступной» деятельности скопилось более чем достаточно, и пришло время как-то определиться с их дальнейшей судьбой. В письме к Сталину от 6 сентября 1936 г. Ежов писал:
«Сейчас я ни на минуту не сомневаюсь в том, что Радек и Пятаков, как и Сокольников, являются действительными руководителями контрреволюционной банды троцкистов и зиновьевцев после кировских событий[44].
Мне понятны трудности, связанные с их арестом, с точки зрения общественного мнения за границей. Новый процесс затевать вряд ли целесообразно. Арест и наказание Радека и Пятакова вне суда несомненно просочатся в заграничную печать. Тем не менее на это идти надо. Все равно вся заграничная печать пишет и утверждает, что Радек и Пятаков давным-давно арестованы»{197}.
Согласие вождя было получено, и в ночь с 11 на 12 сентября 1936 года Пятаков, находившийся в это время в служебной командировке под Нижним Тагилом, был арестован. Пять дней спустя арестовали и Радека. Однако, помимо лидеров бывшей троцкистской оппозиции, нужно было решить, что делать со всеми остальными троцкистами и зиновьевцами. Несколько сотен их арестовали в ходе подготовки к только что закончившемуся процессу, другие находились в изоляторах и ссылке, и было ясно, что в новых условиях этого наказания для них совершенно недостаточно.
Решение данного вопроса было возложено на комиссию в составе Ежова, Вышинского и Ягоды.
«Стрелять придется довольно внушительное количество, — писал Ежов Сталину 6 сентября 1936 г. — Лично я думаю, что на это надо пойти и раз навсегда покончить с этой мразью. Понятно, что никаких процессов устраивать не надо. Все можно сделать в упрощенном порядке по закону от 1 декабря [1934 г.] и даже без формального заседания суда»{198}.
Подработав эту идею, Ежов некоторое время спустя представил на утверждение вождя проект решения Политбюро поданному вопросу. В нем говорилось:
«1. До последнего времени ЦК рассматривал троцкистско-зиновьевских мерзавцев как передовой политический и организационный отряд международной буржуазии. Последние факты говорят о том, что эти господа скатились еще больше вниз, и их приходится теперь рассматривать как шпионов, разведчиков, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе.
2. В связи с этим необходима расправа с троцкистскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных вроде Муралова[45], Пятакова, Белобородова[46] и других, дела которых еще не закончены, но и тех, которые были раньше высланы.
3. В общей сложности расстрелять не менее тысячи человек. Остальных приговорить к 8-10 годам заключения, плюс столько же лет ссылки в северные районы Якутии»{199}.
Третий пункт был Сталиным исключен, а первые два были утверждены решением Политбюро, принятым 29 сентября 1936 года. По-видимому, вождь решил, что не пристало высшему партийному органу регулировать, пусть даже сверхсекретными решениями, количество уничтожаемых политических противников. Все это нетрудно было сделать в рабочем порядке без излишней огласки, и уж сколько человек придется расстрелять, а сколько отправить в лагеря — подскажет сама жизнь.
* * *Помимо участия в решении общеполитических вопросов, Ежов в сентябре 1936 года вплотную занимался и одной сугубо конкретной проблемой. Следствие по делу троцкистско-зиновьевского центра со всей очевидностью показало, что некоторые руководящие кадры НКВД уже не отвечают тем требованиям, которые предъявляет к ним руководство страны. Органам госбезопасности приходилось решать теперь гораздо более сложные, чем раньше, задачи, поскольку бороться приходилось уже не только с остатками враждебных классов или иностранной агентурой, но и с «заговорщиками» и «вредителями» внутри самой партии. Однако всерьез заниматься данной проблематикой многим чекистам, судя по всему, не хотелось, что наглядно продемонстрировало и расследование обстоятельств убийства С. М. Кирова и только что закончившийся процесс троцкистско-зиновьевского центра. В своем уже не раз упоминавшемся письме к Сталину от 6 сентября 1936 г. Ежов, помимо прочего, писал:
«Хочу Вас подробно проинформировать о внутренних делах ЧК. Там вскрылось так много недостатков, которые, по-моему, терпеть дальше никак нельзя. Я от этого воздерживался до тех пор, пока основной упор был на разоблачение троцкистов и зиновьевцев. Сейчас, мне кажется, надо приступить и к кое-каким выводам из всего этого дела для перестройки работы наркомвнудела.