Осенью 1923 года, через несколько месяцев после того, как ВЧК стало ГПУ, молодой автор Михаил Булгаков, работающий в газете «Гудок», пишет фельетон. А потом еще один. И еще. И происходит скандал. Дело даже не в самих фельетонах, а в том, что он подписал их «Подслушал Герасим Петрович Ухов»74. Три раза Булгаков подписывал свои фельетоны этим рискованным псевдонимом, пока не был пойман. В этом имени – Герасим Петрович Ухов – скрывается аббревиатура ГПУ. Кроме того, в одном из трех фельетонов Булгаков делает языковую игру уж совсем нарочитой: Герасим Петрович не только обладает фамилией Ухов, но и подслушал то, о чем сообщил в фельетоне. Спустя много лет, в 1975 году, булгаковская история была процитирована буквально для того, чтобы сделать эзопово указание на доносчика. При подготовке VIII тома «Краткой литературной энциклопедии» редакторская статья про литературоведа Якоба Эльсберга, известного доносчика, была подписана псевдонимом Г. П. Уткин.
Это отдельный тип кода, построенный на игровой расшифровке вокруг известных всем аббревиатур. Когда это явление появилось? Булгаков не был первопроходцем. Подпольщики-революционеры во время первой русской революции называли Московский комитет (партии) Михаилом Константиновичем (где первая буква аббревиатуры «кодируется» именем, вторая – отчеством) и ходили к Михаилу Константиновичу выпить чаю75. Сергей Карцевский в своем исследовании революционного языка указывает, что уже в 1922 году расстрел называли «высшей мерой наказания», а в повседневной речи этот эвфемизм превратился в Веру Михайловну76. Через 15 лет мы получаем такие «зашифрованные» тексты, как например, «в 1937 году к деду приехала Вера Михайловна».
В 1970‑е годы распространилась традиция называть советскую власть Софьей Власьевной, гораздо реже – Софьей Васильевной. Имя Софья Власьевна выбрано исключительно удачно, поскольку кроме основной языковой игры – с аббревиатурой – есть еще и дополнительное созвучие: Власьевна ~ власть. По той же логике КГБ называли Габриэлой или Галиной Борисовной. А в 2019 году я впервые зафиксировала кодовое имя для Администрации Президента Анна Павловна.
Обращает на себя внимание, что, за исключением редких примеров, все имена, обозначающие страшные институты или действия, женские. Частично это связано с тем, что само мотивировочное слово – женского рода: власть, мера, безопасность. Но есть и еще одно соображение. Ироничное наделение очень страшных институтов типичными женскими именами – Софья Власьевна, Галина Борисовна, Анна Павловна – делает их чуть менее страшными и позволяет рассказчику дистанцироваться от структур власти (подробнее я писала об этом выше).
Надо сказать, что тайные языки не обязаны быть только устными. В Российской империи, а затем и в СССР не только эзопов язык был способом обойти тюремную цензуру. В конце XIX века популярность набирает «тюремная азбука» – так в тюрьмах называли общение стуком в стенку. Изобрел этот способ коммуникации декабрист Михаил Бестужев, который сидел в Петропавловской крепости – здесь же после ареста находился и его брат Николай. Михаил Бестужев выстукивал сообщения по двойной таблице (гласные и согласные отдельно). Такая коммуникация создана на известном с античных времен «квадрате Полибия». Потом тюремный язык был забыт. И его никогда бы не вспомнили, если бы не любовь к истории и этнографии спустя полвека, в 1870‑е, когда в той же крепости сидели народовольцы. Они читали свежие журналы, в том числе журнал «Русская старина» с мемуарами Бестужевых и главой про перестукивание. Так кто-то узнал про тюремную азбуку. Буквы алфавита надо записать в квадрат 5 × 5 (редко встречающиеся буквы вписываются в одну клеточку). При передаче буквы сперва отстукивалось число, соответствующее строке, в которой располагалась буква, а затем номер столбца. Коду учили, подчеркивая ногтями буквы в журналах, но, судя по всему, его можно было постичь и неконвенционально, то есть догадавшись. Революционерка Вера Фигнер, например, сидела в одиночке, и, хотя она сразу услышала стук, почти целый месяц ей потребовался, чтобы понять, как именно надо распределить буквы по квадрату. Все это время ее сосед выстукивал терпеливо одно и то же сообщение: «Я – Морозов. Кто вы?»
Эта тюремная азбука быстро распространилась среди политических заключенных в разных странах. Члены группы «Черная рука», которые в 1914 году сидели в сараевской военной тюрьме за подготовку убийства принца Франца-Фердинанда, активно в своих одиночках использовали chudnovata korespondentsija – российскую тюремную азбуку. А уж в советское время азбуку стука активно использовали и политические заключенные77.
77