В настоящей работе сделана попытка описания «эзопова языка» как особой литературной системы, структура которой делает возможной взаимосвязь автора и читателя, скрывая одновременно от цензора непозволительное содержание.
Работа состоит из шести глав и заключения.
В первой главе дается постановка и история вопроса. Следующие две главы посвящены общетеоретическим аспектам «эзопова языка»: здесь, в частности, делается попытка вскрыть семантическую структуру эзоповского текста и дать классификацию формирующих его литературных приемов. В главах четвертой, пятой и шестой на анализе конкретных литературных явлений продемонстрированы различные пути реализации эзоповской эстетики.
Здесь необходимо также сделать предуведомление об одном специфическом обстоятельстве, связанном с содержанием данной работы. Перед исследователем «эзопова языка» встает вопрос этического порядка: в какой степени литературовед имеет право раскрывать противоцензурную тактику писателей, если идеологическая цензура в России не только не отменена, но, напротив, очевидно усиливается? Большинство авторов, пишущих о русской литературе советского периода, решают этот вопрос с позиции здравого смысла: поскольку самый факт существования «эзопова языка» общеизвестен, то допустимо обсуждать его в общих чертах, не вдаваясь в специфику творчества отдельных писателей (ср. Dewhirst and Farrell84). В настоящей работе эта проблема решается следующим образом. Значительная часть исследования базируется на материале произведений писателей покойных или эмигрировавших из СССР. Произведения проживающих в СССР писателей привлекаются лишь в тех случаях, когда их авторы уже были разоблачены и заклеймлены или принесли покаяние. В остальных случаях пришлось отказаться от в высшей степени релевантного материала в пользу менее впечатляющей экземплификации. С точки зрения разоблачения самих приемов «эзопова языка» настоящая работа вряд ли нанесет ущерб литературной практике, ибо, при своей структурной однородности, эти приемы постоянно видоизменяются по формам реализации, всегда опережая цензуру наподобие ахиллесовой черепахи. (Показать это, между прочим, входит в число задач предлагаемой работы.)
Автор отдает себе отчет в высокой степени дискуссионности своего труда; без сомнения, здесь можно обнаружить белые пятна, темы, ускользнувшие от внимания. Таков неизбежный удел всех первых попыток в любой малоисследованной области.
ГЛАВА I. ВВЕДЕНИЕ И ИСТОРИЯ ВОПРОСА
1. «Эзопов язык» – выражение, введенное в обиход, как полагают, М. Е. Салтыковым-Щедриным в 1860‑е годы и широко употребляемое с тех пор в русской критике и литературоведении, равно как и в устной речи интеллигенции, в широком спектре контекстуальных значений. В устной речи иногда редуцируется до фамильярного «эзоп».
Внимание исследователя литературы здесь привлекает прежде всего слово «язык», которое намекает на некую лингвистическую или металингвистическую систему.
Наличие такой системы мы постараемся установить прямо – путем анализа текстов, или косвенно – путем сопоставления и интерпретации формулировок «эзопова языка» (далее мы будем употреблять аббревиатуру ЭЯ), высказываний об ЭЯ и узусов этого выражения на протяжении истории новой русской литературы. Наша цель – ввести в научно-критический обиход обоснованно сформулированное понятие об ЭЯ, изучить поэтику ЭЯ – как отдельные компоненты ЭЯ, так и структурную роль ЭЯ в текстах, дать классификацию видов ЭЯ, разработать методику анализа текстов, содержащих элементы ЭЯ.
1.1. Однако прежде чем приступить к исследованию, мы должны задать себе скептический вопрос: не является ли выражение «эзопов язык» ничем иным, как устоявшейся метафорой, не вполне последовательно прилагаемой к широкому кругу известных литературных явлений разного порядка: жанру басни, поэтическому приему аллегории, ироническому стилю и т. п. Не использовано ли здесь слово «язык» в том же логически необязательном, чисто метафорическом смысле, как оно используется в ряде других популярных речений, например «языком плаката» (Маяковский), «язык родных осин» (Тургенев), «язык угроз» или «язык делового сотрудничества» (газеты)?
Вышеприведенные речевые клише являются метафорами, в которых в качестве носителя содержания использовано слово «язык» либо в значении «орган человеческого тела» (Маяковский: «Поэт вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката»), либо в нарочито двусмысленном употреблении (Есенин: «Отговорила роща золотая / Березовым веселым языком»). Все эти и им подобные «языки» метафорически обозначают разнообразные явления природы, социальной действительности или психологические реакции, не являясь на самом деле языками, то есть структурно организованными коммуникативными системами.
84
The Soviet Censorship / Ed. by M. Dewhirst, R. Farrell. Metuchen, NJ, 1973. —