" — Николай Гаврилович, что это такое? — вынул я прокламацию.
Он взял ее как совсем не знакомую ему вещь и прочел" <…>
— Ну что же? — спросил он с легкой улыбкой.
— Неужели они так глупы и смешны? Неужели нельзя остановить их и прекратить эту мерзость?
Он чрезвычайно веско и внушительно отвечал: — Неужели вы предполагаете, что я солидарен с ними, и думаете, что я мог участвовать в составлении этой бумажки?
— Именно не предполагал, — отвечал я, — и даже считаю ненужным вас в этом уверять. Но во всяком случае их надо остановить во что бы то ни стало. Ваше слово для них веско и уж, конечно, они боятся Вашего мнения.
— Я никого из них не знаю.
— Уверен и в этом. Но вовсе и не нужно их знать и говорить с ними лично". (XI. — 25).
Но это уже выходит за рамки нашей темы и не подлежит нашему рассмотрению. Одно следует считать установленным, что не о поджогах, а о прокламации шла речь в беседе Достоевского с Чернышевским, и уже пора снять с этой беседы тот налет комизма, в котором предстают в рассказе Чернышевского приход, поведение, просьбы Достоевского.
Запрещенные статьи и приход к Чернышевскому явления одного порядка: оба они вызваны высоким гуманным чувством, тревогой за подозреваемых. В опасности была судьба юношества, и Достоевский молчать не мог. Было бы странно требовать от него согласия с программой "Молодой России", которую и Пантелеев называл "порывом увлечения горячих голов"[141], и Баллод, говоря о впечатлении, произведенном на его товарищей прокламацией, свидетельствовал, что "большая часть из них находила, что М. Р. хватила через край"[142], и Бакунин сперва осуждал "Молодую Россию" и только в 1868 г. на Бернском конгрессе Лиги мира встал на ее защиту[143]. Правда, Достоевский называл "Молодую Россию", "глупейшим листком", но за оклеветанных он выступил прямо и твердо, не думая о последствиях. В запрещенных статьях нет и следа того "отпечатка <…> нейтральности", который, по словам В. В. Ермилова, лежит на произведениях Достоевского конца 50-х-начала 60-х годов[144]. В статье "Пожары" он высказал все, что считал нужным сказать, и вряд ли "Современник" и "Русское слово", если бы даже они и не были приостановлены, могли бы что-либо добавить.
Статья "Пожары" дает возможность глубже и точнее понять позицию Достоевского в начале 1860-х годов.
Кончились пожары, затихли толки, постепенно перестала писать о пожарах и пресса, составил свой убийственный для властей отчет Суворов, и лишь один Валуев, вопреки тому, что обнаружилось и что он и ранее знал о невинности левых в поджогах, продолжал свою грязную игру.
В 1864 г. он во всеподданнейшем докладе, касаясь петербургских пожаров 1862 г., писал:
"…Ясно было, что пожары происходили от поджогов. Не менее явною казалась связь между поджигателями, старавшимися распространить смятение и неудовольствие в народе путем материальных опустошений, и теми другими преступниками, которые усиливались возжечь нравственный пожар правительственного и социального переворота. Несмотря на неудачу или неполный успех полицейских исследований, здравый смысл народа не усомнился в этой связи"[145].
В начале нашей статьи мы писали о двух вопросах, которые неизбежно встают перед исследователями причин петербургских пожаров 1862 г.: носили ли поджоги единичный или организованный характер, и если были организованы, то кем? К каким же выводам мы пришли?
Единичные поджоги с корыстной целью, несомненно, были. О них говорит в своем отчете Суворов и свидетельствуют материалы, сохранившиеся в делах департамента полиции исполнительной; о корыстных поджогах писал в своем дневнике В. Ф. Одоевский[146], вспоминал И. Е. Андреевский[147].
Могли ли быть совершены отдельные поджоги представителями революционных кругов? Кропоткин допускал возможность возникновения подобных намерений "в голове единичных представителей революционного лагеря"[148], но тут же рассказом о смерти сенатора Жданова давал понять, что не в этой среде следует искать поджигателей[149]. К тому же жечь Петербург революционным элементам было явно не выгодно, а тем более сейчас же после появления "Молодой России". Это подчеркивалось в статье "Пожары", об этом писала "Искра", отмечала и запрещенная статья "Пожары и зажигатели".