осуществлении, принести большую денежную выгоду предпринимателю. Но,
вероятно, затея эта и осталась только затеею.
Наш день и времяпровождение
День проходил в нашем семействе по раз заведенному порядку, один как
другой, очень однообразно. Вставали утром рано, часов в шесть. В восьмом часу
отец выходил уже в больницу, или в палату, как у нас говорилось. В это время
шла уборка комнат, топка печей по зимам и проч. В девять часов утра отец, возвратившись из больницы, ехал сейчас же в объезд своих довольно
многочисленных городских пациентов, или, как у нас говорилось, "на практику".
В его отсутствие мы, дети, занимались уроками. В более же позднее время два
старшие брата бывали в пансионе. Возвращался отец часов около двенадцати, а в
первом часу дня мы постоянно обедывали. Исключения были только в дни
масленицы, когда в десятом часу утра накрывали стол и к приходу отца из палаты
подавались блины, после которых отец ехал уже на практику. В эти дни обед
бывал часу в четвертом дня и состоял только из рыбного. Блины на масленице
елись ежедневно, не так как теперь, ибо считались какою-то непременною
принадлежностию масленицы. Сейчас же после обеда папенька уходил в
гостиную, двери из залы затворялись, И он ложился на диван, в халате, заснуть
после обеда. Этот отдых его продолжался часа полтора-два, и в это время в зале, где сидело все семейство, была тишина невозмутимая, говорили мало и то
шепотом, чтобы не разбудить папеньку; и это, с одной стороны, было самое
скучное время дня, но с другой стороны, оно было и приятно, так как все
семейство, кроме папеньки, было в одной комнате, в зале. В дни же летние, когда
свирепствовали мухи, мое положение в часы отдыха папеньки было еще худшее!..
Я должен был липовою веткою, ежедневно срываемою в саду, отгонять мух от
папеньки, сидя на кресле возле дивана, где спал он. Эти полтора-два часа были
мучительны для меня! Так как, уединяясь от всех, <я> должен был проводить их в
абсолютном безмолвии и сидя без всякого движения на одном месте! К тому же, боже сохрани, ежели, бывало, прозеваешь муху и дашь ей укусить спящего!.. А из
залы слышишь шепотливые разговоры, сдерживаемые смехи!.. Как, казалось, было там весело! Но наконец папенька вставал, и я покидал свое уединение!.. В
четыре часа дня пили вечерний чай, после которого отец вторично шел в палату к
40
больным. Вечера проводились в гостиной, освещенной двумя сальными свечами.
Стеариновых свечей тогда еще не было и в помине; восковые же жглись только
при гостях и в торжественные семейные праздники. Ламп у нас не было, отец не
любил их, а у кого они и были, то освещались постным маслом, издававшим
неприятный запах. Керосину и других гарных масел тогда не было еще и в
помине. Ежели папенька не был занят скорбными листами, то по вечерам читали
вслух; о чтениях этих помяну подробнее ниже. В праздничные же дни, в
особенности в святки, в той же гостиной иногда игрывали при участии родителей
в карты в короли. И это было такое удовольствие, такой праздник, что помнилось
об этом долго! Упомяну здесь кстати, что в пасху практиковалась особая игра -
катание яиц. В зале раскладывались ковры, или, попросту, ватные одеяла, и по
ним с особых лубков катались яйца. Иногда к нам, детям, присоединялись и
взрослые, посторонние, так что играющих было человек до десяти,
следовательно, на кону яиц гораздо более. В девятом часу вечера, не раньше не
позже, накрывался обыкновенно ужинный стол, и, поужинав, мы, мальчики, становились перед образом, прочитывали молитвы и, простившись с родителями, отходили ко сну. Подобное препровождение времени повторялось ежедневно.
Посторонние, или так называемые гости, у нас появлялись очень редко, в
особенности по вечерам. Все знакомство родителей ограничивалось большею
частию утренними визитами. Впрочем, в более позднее время, когда я оставался с
родителями один (братья и сестры были уже в пансионах), по вечерам очень
хаживал Федор Антонович Маркус, об чем я уже упоминал выше, я постоянно
при этом торчал в гостиной и слушал разговоры их. Когда же изредка случалось, что и родители выедут из дому вечером в гости, то наши детские игры делались
более шумными и разнообразными. Это случалось вовсе не оттого, что мы, дети, стеснялись в своих играх присутствием родителей, но оттого, что прислуга наша, конечно, стеснялась ими. С отъездом же родителей начиналось пение песен, затем
начинались хороводы, игры в жмурки, в горелки и тому подобные увеселения, каковым способствовала наша большая зала и каковых при родителях не бывало.