гораздо тише, и я, понукаемый родителями, должен был по целым дням сидеть в
зале за книгою, хотя мысли иногда порхали далеко от книги! Мне был уже
десятый год, а сестре Верочке едва-едва шесть; следовательно, она не могла
сделаться моею товаркою, тем более что я привык иметь товарищами старших
себя. Зато весело было дожидаться субботы, и хотя день этот и был для меня днем
расплаты, днем экзаменов, но я мало страшился их, а помышлял только о том, что
целых полтора дня пробуду с братьями и сестрою. Учительские отношения ко мне
братьев и сестры нисколько не изменили наших братских, доселе
существовавших, отношений. В субботу с утра чувствовалось уже прибытие всей
семьи в родной кров. И родители делались несколько веселее, и к столу
прибавлялось кое-что лишнее, - одним словом, пахло чем-то праздничным. В этот
день и неизменяемый час обеда (то есть двенадцать часов) поневоле изменялся.
Покуда лошади поедут с Божедомки в Новую Басманную, покуда соберутся
братья, покуда приедут, проходило добрых полтора - два часа, так что обед
подавался в этот день к двум часам. За сестрой ездили большею частию по
вечерам, уже в сумерки. Но вот приехали братья, не успели поздороваться, как и
горячее уже на столе. Садимся обедать, и тут же, не удовлетворивши первому
аппетиту, братья начинают рассказывать овеем случившемся в продолжение
недели. Во-первых, отрапортуют правдиво о всех полученных в продолжение
недели по различным предметам баллах, а потом и начнутся рассказы про
учителей, про различные детские, а иногда и не совсем приличные шалости
товарищей. За рассказами и разговорами и обед в этот день продолжается гораздо
долее. Родители самодовольно слушали и молчали, давая высказаться приезжим.
Можно сказать, что откровенность в рассказах была полная! Вспоминаю, что отец
ни разу не давал наставлений сыновьям; при повествованиях о различных
шалостях, случавшихся в классе, отец только приговаривал: "Ишь ты шалун, ишь
разбойник, ишь негодяй", и т. п., смотря по степени шалости, но ни разу не
54
говорил: "Смотрите, не поступайте-де и вы так!" Этим давалось, кажется, знать, что отец и ожидать не может от них подобных шалостей.
Пообедав и поговорив еще несколько, отбирался с грехом пополам от
меня недельный отчет; и затем братья садились за свои ломберные столы и
предавались чтению; так же проходило и воскресенье. Помню только то, что я
редко видел, чтобы по субботам и воскресеньям братья занимались
приготовлением уроков и привозили с собою учебники. Зато книг для чтения
привозилось достаточно, так что братья постоянно проводили домашнее время за
чтением. Такие субботы повторялись еженедельно, а потому я не буду на них
долго останавливаться, тем более что за давностию лет и не могу припомнить
особо выдающихся суббот. Замечу лишь то, что в последние годы, то есть около
1836 года, братья с особенным воодушевлением рассказывали про своего учителя
русского языка {14}, он просто сделался их идолом, так как на каждом шагу был
ими вспоминаем. Вероятно, это был учитель не заурядный, а вроде нашего
почтенного отца дьякона. Братья отзывались об нем не только как об хорошем
учителе, но в некотором отношении как об джентльмене. Очень жаль, что я не
помню теперь его фамилии, но в мое пребывание у Чермака учителя этого, кажется, уже не было и в высших классах.
Выше я упомянул о семейных чтениях, происходивших в гостиной.
Чтения эти существовали, кажется, постоянно в кругу родителей. С тех пор как я
начинаю себя помнить, они уже происходили. Читали попеременно вслух или
папенька, или маменька. Я помню, что при чтениях этих всегда находились и
старшие братья, еще до поступления их в пансион; впоследствии и они начали
читать вслух, когда уставали родители. Читались по преимуществу произведения
исторические: "История государства Российского" Карамзина (у нас был свой
экземпляр), из которой чаще читались последние томы - IX, X, XI и XII, так что из
истории Годунова и Самозванцев нечто осталось и у меня в памяти от этих
чтений, "Биография" Мих. Вас. Ломоносова Ксенофонта Полевого {15} и многие
другие {16}. Из чисто литературно-беллетрических произведений, помню, читали
Державина (в особенности оду "Бог"), Жуковского и его переводные статьи в
прозе, Карамзина "Письма русского путешественника", "Бедную Лизу", "Марфу
Посадницу" и проч., Пушкина преимущественно прозу. Впоследствии начали
читать и романы: "Юрий Милославский", "Ледяной дом", "Стрельцы" и