боролся, а с несоответствием своих средств, даже не с действительными
потребностями, а нередко с психопатическими запросами его болезненной воли.
<...> Я жил в одном с ним лагере, в такой же полотняной палатке <...> и
обходился без своего чая <...>, без собственных сапогов, довольствуясь
казенными, и без сундука для книг, хотя я читал их не менее, чем Ф. М.
Достоевский. Стало быть, все это было не действительной потребностью, а
делалось просто для того, чтобы не отстать от других товарищей, у которых были
и свой чай, и свои сапоги, и свой сундук".
В этом психологическом состоянии будущего писателя, с его повышенной
чувствительностью и обостренным стремлением оградить себя от возможных
насмешек или просто косых взглядов, справедливо усматривали не только
личную болезненность, природную застенчивость, а стремление человека,
выросшего в мещанском окружении и попавшего в иную среду, преодолеть
социальную неуверенность {См. В. Кирпотин, Ф. М. Достоевский, М. 1960, стр.
17-22.}.
Настоящую нужду Достоевский узнал позднее, после смерти отца,
окончания Главного инженерного училища и решения выйти в отставку. Для него
это было нелегкое решение. Всей душой он был привязан к литературе. Обучение
в Инженерном училище, а потом служба в чертежном управлении тяготили его и
были источником постоянных жалоб. Бросить службу, уйти в отставку, не заняв
еще никакого места в литературном мире, без профессии, без средств - значило
проявить решимость и готовность к встрече с большими трудностями
неустроенной, необеспеченной жизни. К тому же и его родня, люди, которые хоть
немного поддерживали его, не одобряли такого "опрометчивого" шага.
6
Достоевский сделал выбор. Он часто сидел без рубля; из одной комнаты
"от жильцов" переезжал в другую; набирал денег взаймы, ставя себя в кабальную
зависимость от ростовщиков; когда же у него появлялись деньги, тратил их с
поразительной быстротой. Он хлебнул унизительной, полуголодной жизни того
бедного петербургского служилого люда, мещан, мелких чиновников, тех
обитателей углов и чердаков, которые затем и предстанут на страницах его
произведений. В словах Раскольникова: "Низкие потолки и тесные комнаты душу
и ум теснят" - чувствуется пережитое самим автором.
"У меня нет ни копейки на платье <...>. И меня пресерьезно стащат в
тюрьму (это ясно). Прекомическое обстоятельство <...> Главное, я буду без
платья. Хлестаков соглашается идти в тюрьму только благородным образом. Ну, а
если у меня штанов не будет, будет ли это благородным образом?.." - горько
шутит он в письме к брату. "Пишу из хлеба". "А не пристрою романа, так, может
быть, и в Неву. Что же делать?" {Ф. М. Достоевский, Письма, т. I, M.-Л. 1928, стр.
73, 74, 75, 79.}
Но и в самом отчаянном положении у него не возникает мысли о том,
чтобы пойти служить, вести чиновничью или офицерскую жизнь. В
воспоминаниях доктора Ризенкампфа звучит осуждение Достоевского за его
непрактичность, нерасчетливость, доверчивость - эти качества действительно
были ему присущи, и все же главного педантичный и недалекий Ризенкампф не
понял: ценой необеспеченности, неустроенности Достоевский сохранял свою
независимость, необходимую для творчества и свободного общения с миром, который был нужен и интересен ему, писателю.
Достоевский увидел остроту социальных контрастов в этом мире - "со
всеми жильцами его, сильными и слабыми, со всеми жилищами его, приютами
нищих или раззолоченными палатами" {Ф. М. Достоевский, Собр. соч., т. XIII, М.-Л. 1930, стр. 156.}. Он познал недобрую силу обитателей раззолоченных
палат, гнетущую силу денег и власти, служащей деньгам. Позднее, на каторге, он
столкнулся с еще более страшным, бездонным морем страдания и бесправия. Но
он почувствовал не только угнетающую тяжесть жизни униженных и
оскорбленных, но и духовную силу простых, сердечных людей, которые и в
темных закоулках столичных трущоб, и за стенами "мертвого дома" сохранили и
разум, и отзывчивость, и веру в человека. Воспоминания о Достоевском, письма
писателя являются своеобразным комментарием к произведениям его, рисующим
трагедию "бедных", "маленьких" людей.
"Честь и слава молодому поэту, муза которого любит людей на чердаках и
в подвалах", - восклицал Белинский после "Бедных людей" {В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., изд. АН СССР, т. IX, стр. 554.}. Но муза писателя умела и
ненавидеть: она ненавидела пошляков, стяжателей, карьеристов, холодных, расчетливых, себялюбивых людишек.