Теперь, когда девочка села, стало видно, что ей лет шестнадцать. Не девочка – девушка. В майке со стеклярусным попугаем на груди, в коротких светлых брючках и сандалиях.
– Молчи, дура! – посоветовал деловитый тенор. – Сама, не сама – какая разница. Ты чё, не видишь, мужик упакованный? Тут реальные бабки светят. Я свидетель буду, как он без фар въехал.
– Да вот же фары, горят! – возмутился Николас.
– После включил. А ты, девка, меня слушай, договоримся.
Но девушка советчика не слушала. Она стояла на четвереньках и шарила рукой по асфальту. Нашла что-то, охнула:
– Господи, разбились!
В руках у нее были солнечные очки. Очевидно, совсем новые, еще наклейка со стекла не снята.
– Так больно? – спросил Ника, наскоро ощупывая ее плечи и затылок. – А так?
– Хорош девку лапать! – крикнул из толпы всё тот же подлый голосишка.
– Нет, только локтем немножко ударилась. Со мной правда всё в порядке.
Но когда он помог девушке встать на ноги, оказалось, что она вся дрожит. Еще бы, нервный шок…
– Садитесь ко мне. Я отвезу вас в больницу.
Доброжелатель, плюгавый мужичонка с сетчатой сумкой, в которой позвякивали бутылки, строго сказал:
– Даже не думай! Сейчас ты – жертва наезда, у тебя все права, а потом иди, доказывай. Он тебя за угол отвезет и пинком под зад. Но ничё, я номер запомнил.
Толпа, увидев, что ничего особенно драматичного не произошло, уже рассосалась, остался лишь этот прагматик.
– А может, вставить можно? – спросила жертва наезда, надев очки.
Один глаз смотрел на Николаса сквозь сетку трещин, второй, незащищенный и широко раскрытый, был в пустой рамке.
– Я вам куплю другие такие же, – пролепетал Фандорин, всё еще не веря своему счастью. Жива, цела! И, кажется, не намерена вымогать деньги. – Только сначала все-таки съездим в травмопункт, проверимся. Мало ли что.
Он чуть не насильно усадил ее в машину, включил в салоне свет и теперь смог рассмотреть девушку как следует.
Худенькая, светлые волосы до плеч, такие же светлые ресницы и брови – не красится, у нынешних шестнадцатилеток это редкость. Хотя, возможно, ей было и больше. Или меньше. Миновав сорокапятилетний рубеж, Николас стал замечать, что разучился разбирать возраст молоденьких девушек, у которых лицо еще не оформилось, а лишь одна щенячья припухлость на щеках. То ли им шестнадцать, то ли двадцать шесть – не поймешь. Точно так же в юности он удивлялся, как это люди на взгляд определяют, кому пятьдесят пять, а кому семьдесят. Все пожилые дяди и тети тогда казались одного возраста.
– Вам сколько лет? – спросил он на правах пожилого дяди.
– Восемнадцать, – ответила незнакомка, уныло разглядывая очки. – И дужка погнулась…
Вроде хорошенькая, черты лица правильные, а не красавица, по природной мужской привычке (ничего с ней не сделаешь) определил Фандорин. Ведь что такое красавица? В чем тут фокус? В выражении лица, в особенном сиянии глаз, в посадке головы. А сбитая метрокэбом блондиночка была какая-то тусклая, жалкая. Тощие плечики приподняты, на шее сзади детский пушок, да еще носом шмыгает. Странная девчонка, слишком уж беззащитная. Разве нормальная московская девица восемнадцати лет сядет в машину к незнакомому мужчине, который к тому же ее только что сбил? Да нормальная прежде всего запросила бы с владельца липового «роллс-ройса» пару сотен, а то и тысяч. И заплатил бы, никуда не делся.
Николас включил передачу, хотел тронуть с места, но девушка встрепенулась.
– Ой, не надо в травмопункт. Я пойду лучше. Мне в этот дом нужно, по делу. Вы наверно тут живете? Не знаете, в каком подъезде 39-я квартира?
– Нет, я не здешний, – начал Фандорин и вдруг сообразил. – Тридцать девятая? Вы что, к Элеоноре Ивановне?
Вот так совпадение!
Девушка удивилась меньше, чем он. Это и понятно – она ведь решила, что он из этого двора.
– Вы ее знаете? А я нет. Она специалистка по рукописям Достоевского. – Голубые глаза смотрели на Нику ясно и доверчиво. – Мне у нее кое-что выяснить нужно, очень важное.
Вот тебе раз! Фандорину стало любопытно.
– Поразительно, – улыбнулся он. – Тогда давайте знакомиться. Николай Александрович Фандорин.
– Саша. Саша Морозова, – представилась она и протянула щуплую лапку.
– Представьте себе, Саша Морозова, я только что из 39-й квартиры. Тоже приезжал к Элеоноре Ивановне за консультацией.
– Ну и как она? Строгая? – боязливо спросила девочка, опять не сильно удивившись.
У вялых, малокровных созданий реакции и эмоции всегда какие-то пригашенные, подумал Ника. И здорово ошибся, потому что Саша вдруг закрыла лицо ладонями и горько, безутешно разрыдалась.