Задача, за которую взялся Булгарин, была не из легких. Не будем подозревать его в одном лишь желании доказать свою лояльность и русский патриотизм, хотя и у него, и у Загоскина «колокольчик народного самохвальства и богатырства» (по выражению Полевого) «звонит изо всех сил»[190]. Главная причина художественной неудачи, как полагал Полевой (а неудачными он считал оба романа[191]), состоит в том, что Булгарин хотел «непременно вместить в одно и то же сочинение – и картины нравов, и события исполинского 1812 года, и любовные похождения героев романа, и великие исторические лица! Вышла такая смесь, что читаете и удивляетесь намерению автора»[192]. Перефразируя, можно сказать, что Булгарин взялся за создание эпопеи, но у него не хватило на это художественных ресурсов. Однако прислушаемся еще к одному замечанию Полевого: «Действие романа его [Булгарина] наполовину происходит в Литве ‹…› поляки, французы, русские полуфранцузы списаны им, может быть, и верно, но читатели наши этого не знают»[193]. Другими словами, как раз польская тема явилась, с точки зрения критика, одной из причин неудачи, хотя, на наш взгляд, именно она является самой интересной в «Выжигине». В первых частях романа Булгарин стремился дать сложную, неоднозначную и многоплановую трактовку событий и настроений в Литве в 1812 г., но поскольку главной задачей для него было создание русского патриотического романа, то именно эта линия должна была неизбежно победить, следовательно, и настоящей сложности не получилось.
Примерно половину «Выжигина» составляют русские главы, которые рисуют всеобщее единодушие в борьбе с врагом. Концепции двух интересующих нас романов об эпохе 1812 года во многом сходны[194]: носителями подлинно русского патриотизма оказываются в них просвещенные русские дворяне, которым, как и их благородным противникам, чужда ксенофобия[195]. Концепция нации в обоих случаях – политическая и вполне имперская (в терминологическом смысле слова). «Русский» определяется не этнической принадлежностью, а преданностью государю и отечеству. Выжигин объясняет крестьянам, которые подозревают «генералов из немцев» в измене, причины отступления русской армии: «У русского Царя нет немцев. Кто служит ему, тот русский, и он знает, кого выбрать в какую должность. Измены здесь нет, а идут наши назад для того, что сила неприятельская велика, так начальники не хотят по пустому терять народу» (Ч. 3. С. 60). Характерны дискуссии по поводу Барклая и Кутузова: Выжигин с самого начала отстаивает честь Барклая среди своих однополчан (Ч. 3. С. 75)[196]. Пламенной патриоткой является Лиза (наполовину француженка[197]). Напротив, не все этнические русские, как и в «Рославлеве», оказываются достойны этого наименования. Недаром Наполеон надеется на то, что никакой народной войны не будет, потому что дворяне слабы духом и народ их не поддержит: «В русском дворянстве нет той силы душевной, которая требуется для начатия и продолжения народной войны» (Ч. 2. С. 89). Выжигин (в полном соответствии с концепцией любимого Булгариным «Горя от ума», из которого заимствован эпиграф к роману) говорит о новом поколении, которое имеет иной дух (Ч. 1. С. 228)[198], чем старики, подобные старинным русским барам Хохляковым и Курдюковым. Они гордятся отзывом французского посланника, которому «описали Россию какою-то Скифией, и он каждый день удостоверяется, что мы только по названию не французы. Это собственныя слова его! Он уверял меня, что только здесь сохранился истинный bon ton, времен Лудовика XIV; что мы, старики, настоящие маркизы прежней династии, а наши дамы те же милыя парижанки» (Ч. 1. С. 210). Ср. точку зрения молодого офицера, которому кажутся обидными подобные отзывы иностранцев (Ч. 1. С. 224–226).
191
Рецензент отказал «Выжигину» в художественных достоинствах и назвал его «литературным грехом» «почтенного Ф. В. Булгарина» [
194
Имеются даже весьма похожие и по характеру, и по функции персонажи-врачи (доктор Лебедянко у Булгарина и лекарь у Загоскина), общие мотивы: симпатия к французам у русских патриотов (ср., как офицер у Булгарина и Зарецкий у Загоскина хвалят французов: «Я сам люблю французов, как народ образованный, с умом и чувством, притом храбрый, рыцарский, великодушный» (Ч. 1. С. 225); «Признаюсь, люблю я этот милый веселый народ; что и говорить, славная нация!» (
195
На материале «Рославлева» см. об этом:
196
В ответ на критику «ледяной методы» Барклая и надежду на «русского вождя» Выжигин ссылается на мнение французов, которые опасаются, что тактика Барклая их погубит. Он досадует на то, что образованные люди предаются предрассудкам, свойственным народу, и напоминает, что «Барклай де Толли русский, а не немец. Мало того, что он родился в наших русских провинциях, преданных России, но он служил от самой юности, покрыт ранами и доказал в Финляндии, что он столь же искусен в наступательных действиях, сколько теперь в оборонительных» (Ч. 3. С. 75).
197
Она дочь русского князя и француженки. «Ты знаешь, что я родилась в Париже; однако ж не беспокойся, я русская», – говорит она Выжигину (Ч. 3. С. 156).
198
Затем ему как бы вторит Коленкур, когда, возражая убеждению Наполеона в слабости духа русского дворянства, говорит: «В России образовалось новое поколение, достойное своего века» (Ч. 2. С. 90).