Выбрать главу

В обоих романах (особенно часто в «Выжигине») повторяется лозунг 1812 г. «За веру, царя и отечество». Но если для православных русских персонажей Загоскина и Булгарина актуальны все члены этой триады, то для литвинов[199] в «Выжигине» главным объединяющим звеном является именно царь. Сам «ангельский» облик Александра, его обходительность, гуманность привлекают к нему сердца литвинов. Контраст в изображении Александра и Наполеона подчеркивается неоднократно, что, однако, не предполагает однозначно отрицательного отношения к императору французов[200]. В романе Наполеон представлен весьма близко к тому, как он дан у Сегюра: великий человек, военный гений, совершивший своим походом в Россию трагическую ошибку. Вслед за Сегюром Булгарин неоднократно подчеркивает наследственную болезнь Наполеона, в которой видит даже один из доводов, вынудивших Наполеона ввязаться в войну с Россией (Ч. 2. С. 93–94). Единственное, в чем языковое чутье отказало Булгарину, это в передаче солдатского прозвища Наполеона «маленький капрал» (le petit caporal), которое в положительном контексте не могло быть передано по-русски словом «капралишка», как неоднократно происходит у Булгарина (например: (Ч. 2. С. 62)). Знаменательна и сходная концепция народа. Это ребенок – искренний, но неразумный, склонный к быстрой смене чувств, нуждающийся в руководстве и защите[201], но русские крестьяне более уверенно воюют на своей земле, в отличие от литвинов (как дворян, так и крестьян), недавно присоединенных к России и еще не привыкших к новому отечеству.

Характерно, что третья часть «Выжигина» описывает действия крестьянского отряда в Сычевском уезде Смоленской губернии. Отсылка к этому месту встречается во многих источниках[202], в этом уезде действовала знаменитая старостиха Василиса[203]. У Булгарина, как и у Загоскина, воюют старый солдат Мироныч, священник отец Гаврила[204], руководит отрядом спасшийся из плена Выжигин (только, в отличие от Рославлева, его переодевают из французского мундира в русский кафтан и даже успевают покормить!). Особенно знаменательна очевидная аллюзия на подвиг Сусанина. Булгарин описывает подвиг нового Сусанина – ямщика Мишки Горбунова, который повел отряд французских мародеров окружной дорогой прямо на русских партизан (предупредив тех о надвигающейся опасности), но враги успели его «изрубить» (Ч. 3. С. 48)[205]. Таким образом, параллель 1612–1812 гг. отыграна не только у Загоскина (отсылкой в подзаголовке «Русские в 1812 году» к предыдущему роману «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году»), но и у Булгарина.

Однако наряду с русским патриотизмом в «Выжигине» затронут и польский патриотизм. В отношении самого Булгарина этот вопрос подробно изучали А. И. Рейтблат и П. Глушковский[206]. Можно согласиться с их выводом: Булгарин не был лишен польского патриотизма, но был убежден в необходимости для Польши находиться в составе Российской империи[207]. В то же время его беспокоило и внутреннее положение Царства Польского под русской властью (см. его агентурные записки о некорректном поведении там русских чиновников[208]), и негативное восприятие Польши и поляков в русском обществе. Польская тема в «Выжигине» была призвана показать русскому обществу сложность ситуации в этой части империи. Если в эпоху 1612 г., которой были посвящены первые исторические романы Булгарина и Загоскина, поляки были врагами России, то в 1812 г., как стремился продемонстрировать Булгарин, это уже было не совсем так. Польша в тот момент находилась между двух огней, положение ее было трагическим, надежды поляков на Наполеона оказались напрасными, что подчеркивается гибелью тех героев романа из поляков, которые вступили в наполеоновскую армию. В романе всячески акцентируется, что действия Наполеона в Литве отвратили от него литвинов. В романном пространстве «Выжигина» их симпатии склоняются к русским. Концепция «русского отечества» у них еще не устоялась, но уже формировалась; если литвины и не устраивали народной войны с Наполеоном, то, во всяком случае, не поддерживали его активно.

Литовско-польские дворяне оказываются у Булгарина людьми с запутанной идентичностью, испытывающими трудности в определении того, что является для них отечеством. В этом Булгарин знаменательным образом совпадает с Д. П. Бутурлиным, который пишет, что «узы благодарности, привязавшие его [литовский народ] к Российскому Престолу, не могли заменить любви к отечеству, которая одна только в состоянии произвесть чудеса усердия»[209]. Булгарин рисует достаточно драматичную ситуацию раскола внутри страны и даже внутри одной семьи[210] графов Мориконских. Автор производит эту фамилию от фамилии реальных литовских (итальянских по происхождению) графов Морикони, родственников Радзивиллов и Тизенгаузенов, которых описывает гр. София Шуазель-Гуфье[211].

вернуться

199

Литвинами называли жителей бывшего Великого княжества Литовского, в отличие от коронной Польши. К ним принадлежал и Булгарин (см.: Глушковский П. Ф. В. Булгарин в русско-польских отношениях первой половины XIX века: эволюция идентичности и политических воззрений. СПб., 2013. С. 36), которого в России называли не иначе как «поляк» или «лях», а теперь иногда именуют и белорусом, поскольку он происходил из-под Минска!

вернуться

200

См. подробнее о «наполеонизме» Булгарина: Рейтблат А. И. Указ. соч. С. 244 и далее.

вернуться

201

Литовские крестьяне, ограбленные французами, надеются на защиту своего барина (Ч. 2. С. 109–110).

вернуться

202

См.: Сын Отечества. Собрание сочинений и переводов… С. 310–311, 340–341; Синельников Ф. М. Указ. соч. Ч. 1. С. 59–60.

вернуться

203

См.: Сын Отечества. Собрание сочинений и переводов… С. 315.

вернуться

204

К сожалению, Булгарин очень затянул сцену подготовки крестьян к бою, включив даже длинную проповедь священника и много других подробностей (Ч. 3. С. 1–36).

вернуться

205

Прямая параллель с подвигом Сусанина не проводится, но для читателей она была очевидна. Хотя опера Глинки «Жизнь за царя» еще не была создана, но дума «Иван Сусанин» пользовалась большой популярностью. Возможно, что не называние имени Сусанина было связано как раз с затруднением отсылки к думе казненного Рылеева.

вернуться

206

Рейтблат А. И. Указ. соч. С. 170–171; Глушковский П. Указ. соч. С. 34–39.

вернуться

207

Во время восстания 1830–1831 гг. «Северная пчела» многократно подчеркивала благополучие Польши под властью России («Польша восстановлена Александром ради ее же блага» (1831. № 43. 23 фев.)) и верность лучших людей Польши – дворян и купцов – России и русскому царю (1830. № 145. 4 дек.; 1831. № 4, 91–93, 145–149, 225. 7 янв., 27–29 апр., 2–7 июля, 6 окт.). Мы не собираемся атрибутировать все анонимные публикации «Северной пчелы» Булгарину, но в тех случаях, когда высказанная там точка зрения сопоставима с другими текстами, где его авторство бесспорно, можно предполагать, что он разделял точку зрения этих статей.

вернуться

208

Ср., например, в «Замечаниях о Польше»: «Польша страждет под тягостию военного управления и привязчивой полиции и отдана на откуп Новосильцеву и его партии» (Видок Фиглярин: письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III отделение / Изд. подгот. А. И. Рейтблат. М., 1998. С. 352).

вернуться

209

Бутурлин Д. Указ. соч. Ч. 2. С. 8.

вернуться

210

Сошлемся на исследование Н. Н. Акимовой, которая подробно писала об этом: Акимова Н. Н. Указ. соч. С. 20–21.

вернуться

211

См.: Шуазель-Гуффье С. Указ. соч. Гл. 4.