После первых основательных публикаций материалов из архива Ф. В. Каржавина, предпринятых в 1870‐е годы П. П. Пекарским, Н. П. Дуровым, П. И. Бартеневым и другими, ленинградский ученый действительно сумел не только аккумулировать результаты разысканий своих предшественников, но и существенно обогатить их новыми материалами. Недаром в названии его монографии значится: «по опубликованным и архивным документам». Достаточно сказать, что «Записка парижского книгопродавца о Федоре Каржавине» (1760) долгое время была известна исследователям только благодаря неопубликованной монографии Коплана, где она приведена в русском переводе[24], а голландский дневник Каржавина «Voiage [sic] d’Hollande en 1773. 16. VII», из которого Н. П. Дуровым в свое время был опубликован лишь небольшой отрывок в русском переводе[25], помещен полностью на французском языке параллельно с русским переводом[26]. Исследователей жизни и творчества Каржавина не перестает интересовать документальный потенциал замечательной монографии Коплана. Отметим также отсутствие в ней идеологических штампов, избежать которых в те времена (да и позже) удавалось немногим.
К сожалению, труд Коплана до сих пор остается незаслуженно забытым. Исследователи, обращавшиеся к нему как к ценнейшему источнику, почти не упоминали имени автора. Обойден молчанием вклад Коплана в изучение парижских писем юного Каржавина к отцу, хранящихся в Дашковском собрании Пушкинского Дома[27], из которых восемь были опубликованы полвека спустя в солидном академическом издании[28]. Никаких сведений о работе Коплана не найдем мы и в статьях о Ф. В. и Е. Н. Каржавиных в «Словаре русских писателей XVIII века» (СПб., 1999). Редкие вскользь упоминания о его монографии, которая «не могла быть опубликована» якобы «из‐за войны» или «по объективным причинам», создавали впечатление, что ее значимость была не слишком велика[29]. Здесь уместно будет еще раз напомнить оценку, которую дал монографии Коплана (только что вернувшегося из ссылки!) Барсков, несмотря на ряд критических замечаний признававший: «<…> книга его, несомненно, явится ценным вкладом в историю русской литературы и общественности XVIII в.»[30] Также Григорий Александрович Гуковский, отстаивая ценность работы своего коллеги и друга[31] (незадолго до его второго ареста и гибели) в программной статье к сборнику «XVIII век», писал: «<…> богатый архивный и забытый печатный материал о Федоре Каржавине, давно ждущий своего опубликования и напоминания о себе, составит яркую страницу в истории русской культуры и литературы XVIII века»[32].
Русский парижанин
Сегодня нет необходимости пересказывать все перипетии увлекательной биографии Федора Васильевича Каржавина, которая с разной степенью достоверности не раз была уже изложена и даже экранизирована. Однако для адекватного восприятия публикуемого здесь альбома «Виды старого Парижа» необходимо полнее осветить и по возможности уточнить парижскую составляющую этой биографии.
Обстоятельства своего появления в Париже сам Каржавин описал в официальной автобиографии довольно скупо. Следует учитывать, что мы имеем дело с официальным документом, предназначенным для подачи в Коллегию иностранных дел, и по понятным причинам многое в нем оставалось за скобками[33]:
Родился я в Санктпетербурге, 20‐го генваря 1745 г., от купца 1‐й гильдии Василия Каржавина, который начал учить меня сам, на 6‐м году, российской и латинской грамоте, также географии и вродил мне охоту к наукам, вследствие чего в 1752 году он повез меня с собой через Пруссию и Данциг, а оттуда в Лондон, из которого города переслал меня в Париж, где вступил в университет в 1755 году, определен студентом здешней иностранной колегии в 1760 г. и продолжал учение свое, служа при Российских посольствах до 1765 года; в которое время возвращен в Россию <…>[34]
Сообщая, что родился он «от купца 1‐й гильдии», Каржавин сознательно допускал неточность. Его отец Василий Никитич Каржавин (?–1786), к тому времени уже покойный, действительно, в 1764 году перешел в купечество, но до того числился в «ямском звании»[35]. Будучи человеком образованным, предприимчивым, с независимыми взглядами, он довольно успешно занимался торговлей, но не имел права выезда за границу. Однако этот запрет ему не раз случалось нарушать, поскольку именно внешнеторговые операции приносили немалый доход. Чтобы легализовать свою деятельность, он дважды на протяжении только 1755 года подавал прошение через своих покровителей о переходе в купеческое звание, но получал отказ[36]. Добиться желаемого ему удалось, только когда Федору было уже 19 лет[37].
24
РНБ ОР. Ф. 370. № 5. Французский подлинник этого документа, обнаруженный в АВПРИ, опубликован:
25
Федор Васильевич Каржавин: его жизнь и похождения в старом и новом свете, 1745–1812 гг. / Сообщ. Н. П. Дуров // Русская старина. 1875. Т. 12. № 2. С. 297.
26
РНБ ОР. Ф. 370. № 5. Л. 75–100. Оригинал голландского дневника хранится в собрании П. Я. Дашкова (ИРЛИ РО Ф. 93. Оп. 2. № 101).
28
Ф. В. Каржавин. Письма отцу / Публ. и коммент. C. Р. Долговой // Письма русских писателей XVIII века. Л., 1980. С. 224–241; на с. 239 в единственной ссылке на монографию Коплана номер единицы хранения указан ошибочно «5» (нужно: № 6, л. 35–39).
29
31
«Стансы» Коплана, посвященные Гуковскому, начинаются словами: «С тобой, о друг, поем, поем, / Старинной лирою бряцая, / И, Серафимов созерцая, / Творим восторженный псалом <…>».
32
33
Автобиография датируется сентябрем 1788 г.; Каржавин готовил ее по возвращении из американских странствий, собираясь подать прошение о получении места «при посольских канцеляриях или при Консулских Канторах в чужих краях» (ИРЛИ РО. Ф. 93. Оп. 2. № 100. Л. 10). По мнению С. Р. Долговой, прошение подано не было, поскольку «официального ответа Коллегии иностранных дел разыскать так и не удалось» (Творческий путь Ф. В. Каржавина. С. 32).
34
Вариант автобиографии Каржавина, считающийся утраченным, цит. по публикации Н. П. Дурова (Русская старина. 1875. Т. 12. № 2. С. 273).
35
Каржавины — ямщики старообрядческой Рогожской ямской слободы, которые наряду с «ямской гоньбой» (доставкой государевой почты) традиционно занимались розничной торговлей, доставляя товары из Москвы в Старый Рогожский ям и обратно.
36
«Челобитная моя и поныне спит, — с горечью писал он брату в Париж 2 декабря 1755 г. — У графа [А. Г. Разумовского] на новоселье был и рюмку венгерскова выпил, а управителю [Игнатию Соловцову] на 100 р. уже подарил, однако узнаваю, что и вторая моя челобитная для резолюции в заходе на рундук положится. Я по своему прошению срок положил и когда в срок удовольствия не получу, более никого утруждать не буду». Цит. по: Известия о братьях Коржавиных (1753–1760 годов) // Сборник ОРЯС. СПб., 1872. Т. 9. С. 419–420; там же см. письмо В. Н. Каржавина от 11 марта 1755 г.
37
В. Н. Каржавин «был записан в купечество по именному е. и. в. указу 3 марта 1764 г.» — пишет со ссылкой на документы РГИА С. Р. Долгова (Творческий путь Ф. В. Каржавина. С. 35 прим. 8).