Директор засунул руки в карманы брюк и сказал:
— Вы меня пугаете. Неужели вы не нашли себе применения? Идите с миром и постарайтесь преодолеть себя, молодой человек. Для чего мы изучали историю? Для чего читали классиков? При таком характере острые углы необходимо сгладить.
Фабиан посмотрел на самодовольного упитанного господина, улыбнулся, сказал:
— Эх, вы, гладкотелый! — и ушел.
На улице он встретил Еву Кендлер, с двумя детишками. Она заметно пополнела. Фабиан удивился, что вообще узнал ее.
— Якоб! — воскликнула она и покраснела. — Да ты нисколько не изменился! Поздоровайтесь с дядей!
Дети протянули ему ручки и сделали книксен. Это были девочки. Они больше походили на мать, чем она на себя прежнюю.
— Мы не виделись по меньшей мере лет десять, — сказал Фабиан. — Как ты живешь? Давно замужем?
— Мой муж — главный врач в Карола-хаус. Большой карьеры там не сделаешь, а до частной практики руки не доходят. Возможно, он поедет с профессором Вандбеком в Японию. Если там дело наладится, я с детьми тоже переберусь туда.
Фабиан кивнул и пристально посмотрел на девочек.
— Тогда было лучше, — тихо сказала Ева, — помнишь, когда мои родители уехали? Мне было семнадцать лет. Как время-то бежит! — Она со вздохом поправила девочкам матросские воротнички. — Не успеешь зажить собственной жизнью, как на тебя уже ложится ответственность за твоих детей. В этом году мы даже к морю не сможем поехать.
— Это, конечно, ужасно, — заметил он.
— Да, — сказала она, — но нам пора идти. До свидания, Якоб.
— До свидания.
— Дайте дяде ручку!
Малышки сделали книксен и ушли, прижимаясь к матери. Прошлое свернуло за угол, держа за руки двоих детей, прошлое, ставшее чужим, почти неузнаваемым. «Да ты нисколько не изменился!» — сказало ему Прошлое.
— Ну, как погулял? — спросила мать после обеда, когда они вдвоем распаковывали в лавке ящик отбеливающего порошка.
— Я был наверху, возле казарм. И в школу тоже зашел. А потом встретил Еву. У нее двое детей. Она замужем за врачом.
Мать пересчитывала пакеты и расставляла их на полке.
— Ева? Это та, хорошенькая? Что у вас там было? Ты тогда два дня не являлся домой!
— Ее родители уехали, и мне пришлось пройти с ней полный курс обучения. Ей это было впервой, а я свою задачу выполнил на совесть.
— А я так беспокоилась! — сказала мать.
— Но я же послал тебе телеграмму!
— В телеграммах есть что-то зловещее. Я тогда больше получаса просидела над ней, все не решалась прочитать.
Фабиан доставал пакеты из ящика, мать продолжала ставить их на полку.
— А не лучше ли тебе поискать место здесь? — спросила она. — Или тебе уже не нравится у нас? Ты мог бы жить в гостиной. Да и девушки здесь куда приятнее и не такие сумасшедшие. Может, и жену себе нашел бы.
— Я еще не знаю, как поступить, — отвечал он. — Не исключено, что я останусь. Я хочу работать. Хочу действовать. Хочу, наконец, иметь перед глазами цель. Если я ее не найду, я ее выдумаю. Дальше так продолжаться не может.
— В мое время так не бывало, — заметила мать. — У людей была цель — заработать деньги, жениться, обзавестись детьми.
— Возможно, и я привыкну к этой мысли, — сказал он, — как это ты всегда говоришь?..
Она оставила свои пакеты и многозначительно сказала:
— Человек — раб привычки.
Глава двадцать третья
Пильзенское пиво и патриотизм
Бидермейер по-турецки
Фабиана обслуживают задаром
Под вечер Фабиан пошел в старый город. Его взору уже с моста открылись прославленные на весь мир старинные здания, которые он знал столько, сколько помнил себя: бывший дворец, бывшая Королевская опера, бывшая придворная церковь, удивительные, но бывшие. Луна медленно-медленно, словно скользя по проволоке, перекатилась со шпиля дворцовой башни на шпиль церковной. Терраса, простиравшаяся вдоль берега, вся поросла старыми деревьями и почтенными музеями. Город, его жизнь, его культура были в отставке. Вся панорама напоминала пышное кладбище. На Старом рынке Фабиан встретил Венцката.
— В следующую пятницу наш класс соберется в погребке при ратуше, — сообщил Венцкат, — ты еще будешь здесь?