— Ты отказал мне в битве. Я разочарован, Фабий, — рокочущий голос Диомата разнесся по камере-пещере, отчего покрытые грязью резные фигурки херувимов сползли с каменистых насестов, рухнули на нижнюю палубу и разлетелись вдребезги. — Я чувствовал, как корабль дрожит. Видел врага, пылающего в пустоте. А как же твое обещание?
— Прости меня, брат. Во всей этой суматохе было мало времени, чтобы вызволить тебя. Впрочем, все закончилось довольно быстро. Они весьма пылкие, наши далекие родственнички, но не так уж искусны. — Фабий аккуратно пробирался сквозь завалы. По нефу были раскиданы растерзанные останки нескольких сервиторов. До прибытия Фабия Диомат, очевидно, бурно выражал негодование. Наверное, стоило поблагодарить его, что он не занялся этим сейчас.
Разговор с Фулгримом вывел Фабия из равновесия. Близость примарха, даже клонированного, негативно влияла на его волю. Делала невозможное возможным, а глупое заставляла казаться мудрым. Фабий не знал, почему испытывал необходимость отыскать Диомата. Возможно, он хотел испросить совета у такого же, как он, — у того, кто был свидетелем древней славы и безрассудных прихотей. Или ему просто нужно перед кем-то выговориться.
Дредноут-контемптор стоял перед одним из богато украшенных обзорных окон и ритмично разминал когти. Затем он отвернулся от грязного стекла.
— Я слышал, у нас гости. Флавий Алкеникс, ни больше ни меньше. Из числа молодых дворняг Фениксийца.
Фабий помрачнел.
— Откуда такая осведомленность?
Диомат постучал по шару, служившему ему головой.
— Прости меня. В изоляции я начал подслушивать внутренние вокс-частоты.
Байл хмыкнул.
— И что еще ты слышал?
— Он хочет избавиться от тебя.
— Я бы счел его еще большим дураком, если бы он не попытался. — Фабий встал рядом с дредноутом. — Не сомневаюсь, наш брат Эйдолон подговорил его.
— Эйдолон? — Диомат издал резкий металлический смешок. — Это в его духе.
— Это в духе всех нас. Кроме, наверное, тебя.
Диомат слегка повернулся, шестерни и поршни застонали.
— Что ты хочешь этим сказать, брат? Еще одно завуалированное оскорбление?
— Это не оскорбление. — Фабий заколебался. — По крайней мере, не в этот раз.
Апотекарий пристально посмотрел на древнего. На его обветшалое шасси и выцветшую краску. На потускневшую от времени позолоту и дурные знаки, высеченные на керамитовых пластинах мучителями в прошлые века. Подобно ему, Диомат многое перенес от рук своих братьев. Как и его самого, дредноута тоже недолюбливали остальные Дети Императора. А еще…
Внезапно лишенный уверенности, Фабий провел рукой по волосам и, непроизвольно выдрав несколько, почувствовал, как где-то внутри него защемило. Не приступ боли, нет. Для нее было еще рано. Хотя она обязательно вернется. Как и всегда. Он снова взглянул на Диомата.
— Это не оскорбление, — повторил он. — Эйдолон считает, что нашел пропавшую генодесятину. Сейчас мы как раз в пути, чтобы забрать ее. Он хочет, чтобы я создал для него легион.
Диомат помолчал.
— А ты этого хочешь?
— Пока не решил.
Диомат опять выглянул в смотровое окно.
— Эйдолон себе, наверное, места не находит от нетерпения. Касперос Тельмар часто говорил о нем, когда приходил терзать меня в моем саркофаге. Эйдолон хочет снова стать первым лордом-командующим и повести обновленный легион к тому, что, как он считает, предначертано Третьему.
— Насколько я могу судить, это значит быть лакеем Абаддона.
Диомат издал непонятный звук, нечто между хрюканьем и скрипом металла.
— Зачем ты пришел ко мне, Фабий? Тебе нужно отпущение грехов или разрешение на что-то?
Байл не нашелся что ответить. Правильно ли он поступал? Он отмел эту мысль. Ему нужно было выговориться, чтобы облегчить душу. И Диомат был единственным, кто мог по-настоящему понять, пусть его и считали спятившим.
— Не совсем. Я кое-что нашел на Гармонии. Точнее, кое-кого.
— Кого? — не оборачиваясь к нему, поинтересовался древний.
— Фулгрима.
Тяжелый взгляд дредноута оторвался от звезд и пал на него.
— Что-о-о? — взревел он, окатывая Фабия звуковой волной, подобной грому.
— Его клона. Одного из сотворенных мною. Без признаков порчи.
— Там все испорчено. Все, что составляло наше естество, прогнило до костей.
— Не в его случае. Теперь я в этом убежден. — Фабий закрыл глаза. Голова раскалывалась под тяжестью ноши. — Ты понимаешь, Диомат? Видишь, какие открываются возможности передо мной? Перед нами?