Савона пряталась где-то на нижних палубах. Хораг и остальные продолжали собственные исследования и не мешали старшему апотекарию. Игори удерживала стаи на их территории: Алкеникс усвоил урок, что к ним лучше не соваться.
В настоящий момент сохранялся хрупкий баланс, но рано или поздно настанет момент для удара. И Фабий обязан был успеть к нему подготовиться, причем как можно скорее. Рука его слегка задрожала. Непроизвольное сокращение мышц: один из первых признаков возвращения недуга. Он не сводил с нее глаз, пока спазм не прекратился.
— Это все от переживаний, — буркнул он.
Он вернулся к своей работе, отложил лезвия и ухватился за половинки вскрытой грудной клетки. Вопреки распространенному мнению, она была не цельной, а состояла из нескольких частей. Внутреннее устройство космического десантника отличалось удивительной гибкостью. Сверхчеловеческое тело было настоящим произведением искусства. Фабий на мгновение напрягся, а затем кости разошлись с резким хрустом. Для данной операции у него, разумеется, имелись специальные инструменты, но по возможности он предпочитал задействовать руки.
Неожиданное шипение, полное крайнего отвращения, заставило его посмотреть на Касру, который в буквальном смысле буравил его взглядом. На протяжении дней Красный Скимитар не произносил ни слова, свисая с вертикальной плиты, как будто молчание стало единственным доступным ему оружием. Возможно, так оно и было. Как бы его это ни разочаровывало, Фабий был вынужден признать, что подобная решимость заслуживает уважения.
Он невесело улыбнулся.
— Я прекрасно представляю, о чем ты сейчас думаешь, Касра. Ты считаешь это кощунством, хотя на самом деле все совсем не так. Это священная задача, и я отношусь к ней серьезно. Наши тела суть кладовые знаний, ключи к которым хранят лишь избранные. И по отношению к моей профессии было бы преступно упускать любые возможности пополнить свои знания. Только представь, какой мудрости можно лишиться за отсутствием желания учиться дальше.
Он отвернулся и взял с подноса с инструментами авгурную лупу. Окуляр плотно вошел в разъемы на левой стороне его черепа, микроволокна тут же побежали по нейронным каналам мозга. Через считаные мгновения появилась свободно плавающая голограмма, проецируемая из увеличительного прибора. Линзы окуляра защелкали, как только Фабий принялся досконально осматривать организм. Он сфокусировался на отделе прогеноидов и приступил к его детальному изучению.
— Генные маркеры из… нескольких источников. Любопытно. — Пока он тщательно обследовал образцы тканей, хирургеон занимался своим делом, отделяя панцирь от костей и ломая их, чтобы предоставить костный мозг для последующих тестов. — Прогеноидная железа показывает незначительные отклонения от предполагаемого источника… Гибрид? Не исключено. Требуется дополнительный анализ. Если они усовершенствовали методику гибридизации, это может оказаться полезным подспорьем в моих собственных исследованиях, а также тревожным свидетельством нынешнего положения Империума.
Разбирая тело на составные компоненты с тщательностью, удивлявшей его самого, старший апотекарий извлекал, убирал и каталогизировал все новые образцы. Хирургеон научился ремеслу анатомического демонтажа и выполнял свою функцию с легкостью и рвением, что немного тревожило старшего апотекария. Манипуляторная сервосбруя трещала и гудела при работе, записывая каждую минуту для последующего изучения, хотя для кого она это делала, для него или для себя, Фабий не был до конца уверен. Он взглянул на Касру.
— Ты загадка, мой друг. И я собираюсь ее раскрыть. Несмотря на беспощадную энтропию, Адептус Механикус, похоже, добились определенных успехов в области выращивания зигот. — Он жестом указал на тело. — Интересно, сколько Оснований минуло с первого? Как часто они меняли формулу, чтобы избежать чрезмерного ослабления? — Байл замер. — Нужно будет это выяснить. Возможно, я извлеку для себя что-нибудь полезное.
Он снова перевел взгляд на Касру:
— Скажи, какого Основания твой капитул? Пятого? Десятого?
Касра не ответил. Иного Фабий и не ожидал. Он разочарованно прицокнул языком.
— Признаться, никакого удовольствия мне это не доставляет. Чужая боль не радует меня. Бессмысленность ее причинения даже оскорбляет. К тому же твои мучения только отвлекают. Так что чем скорее ты признаешь свои пределы, тем раньше мы оба сможем перейти к более продуктивному использованию нашего времени.