Блестящая трава хрустела под ногами. Он поднял посох, чувствуя, как тот дрожит от возбуждения, и шагнул к дереву, намереваясь разбить его на куски, чтобы затем собрать их. Деревья дадут ему ответы на его вопросы — он в этом не сомневался. Но не успел он ударить по стволу, как перед ним вдруг поднялась стена белого пламени. Затем оно возникло со всех сторон, гоня ругающихся и встревоженно кричащих воинов назад. По саду разнесся звенящий смех.
— Две птицы одним камнем, — пропели в тенях.
Байл поднял посох. Голос был ему знаком. Именно он шептал в его воксе.
— Что? Говори громче, — крикнул он. Пламя пропало, словно его и не было. Должно быть, какая-то иллюзия.
— Две птицы. Их убивают одним камнем. Поговорка монкей, верно? Она так хорошо сюда подходит. Где Касперос Тельмар, Царь Перьев? — спросил голос со всех сторон одновременно. — Ты знаешь, что с ним? Тебя это беспокоит?
— Нет, — ответил Байл, знаком приказывая замолчать Савоне, которая собиралась вмешаться, — Как и тебя, раз ты здесь.
Клубы плотного светящегося тумана выплыли из-за деревьев и потянулись в их сторону.
— Два представления за одну ночь. Одно личное, другое публичное. Одно тихое, другое громкое.
— Две птицы одним камнем, — отозвался Байл. Опять раздался смех. В боку вспыхнула боль. Шприцы тут же вонзились в него, заглушая ее. Сейчас он не мог позволить себе отвлекаться. Сейчас все было иначе. Они не собирались дразнить его и уходить, едва успев появиться. Нет, это был последний акт представления.
— Верно, верно, — сказал ксенос, аплодируя.
— Представься. Я хочу видеть лицо своего мучителя, — сказал Байл.
— Нет лица, нет лица, но есть имя, конечно… Силандри Идущая под Пеленой к твоим услугам, главный апотекарий, — ответили ему, — Или лучше лейтенант-командующий?
— Идущая под Пеленой — более фальшивое имя и представить сложно, — ответил Байл. Тень скользила с одной блестящей ветки на другую, и целеискателям никак не удавалось взять ее в фокус. — И мне больше нравится «Прародитель».
— Скорее роль, а не имя. Роль всей жизни. Я — это она, а она — это я. А ты монкей, — По роще разнесся смех, и не от одного противника, а от многих. Слишком многих, — Прародитель… Высокомерный ты монкей, Владыка Клонов. Всегда пытаешься заполучить то, что тебе не принадлежит и чего ты не заслуживаешь. Как жадный ребенок, который тянется за сладостями.
— Так объясни мне, что происходит, раз я ребенок. Или успокой, мне неважно. Дай мне то, чего я хочу, и я уйду, — сказал он, всматриваясь в кристаллический лес. Арриан по его знаку двинулся вбок, держа клинки наготове. Савона и ее воины разошлись по роще. Узники Радости выглядели настороженными, но одновременно радостными. Они едва не пускали слюну, глядя на миллионы камней душ, которые усеивали стены огромного сада. Саккара остался на месте, продолжая читать молитву, чтобы демоны в его склянках успокоились. Те жадно вопили и кидались на стеклянные стенки, отчего символы странно мигали. Они чуяли запертые в саду души и изнывали от желания их съесть.
— Объясни, успокой, намекни, отомсти… Как ты думаешь, Свежеватель, что мы тут делаем? Как ты думаешь, Патер Мутатис, почему мы позволили тебе зайти так далеко?
— Если честно, я об этом не думаю, и о вас тоже, — ответил Байл, — У меня есть заботы поважнее, чем интриги ксеносов.
— Ложь, ложь, — пропела эльдар. Тогда Байл наконец ее увидел: та сидела наверху, на ветке, была одета в тряпки изумрудного, черного и золотого цветов, а из-под капюшона в желто-фиолетовых ромбах выглядывала зеркальная маска. В тонких руках ксеноса был длинный посох.
Байл вскинул игломет «Ксиклос» и выстрелил, но арлекинесса исчезла прежде, чем иглы ударились о кристаллический ствол. В воздухе разлился тихий стон. Он обернулся.
— Правда, ложь — сейчас ничто из этого не имеет значения. Выходи, и узнаешь истинную суть боли, — бросил Байл. Он был зол, сам не зная почему. Все понемногу становилось ясно. «Почему мы позволили тебе зайти так далеко?»
Байл замер.
— Почему? — проговорил он. То есть это была ловушка? Если так, когда ее устроили? На Грандиозной? Или раньше?
— Почему ты спрашиваешь «Почему»? — засмеялась эльдар, прыгая с ветки на ветку и всякий раз ускользая из-под взгляда. — Ты боишься темноты, главный апотекарий Фабий? Что ты видишь в глубине теней?
— Ничего, что бы тебя касалось, ксенос, — ответил Байл, решив не тратить время на попытки отследить ее. — Если ты здесь не для того, чтобы мешать нам, убирайся. А если для этого…
— Мы здесь для этого, и танец уже начался.