– Ха-ха! – Хохотнул Сергей и умолк.
– Я ведь и не таких видывал, как этот упырь, здесь бывали всякие, здесь была сама смерть и ее мы тоже избили, и ее мы тоже сломили, да. Все вы в один момент попадаетесь нам, жалкие и беспомощные, без своих пушек и автоматов, без гордыни и мощи, всех вас ожидает одна участь.
– Тебя тоже босс. – Сказал лысый, который наблюдал вчера за Миленой.
– Меня? – Лицо его сделалось жутким от напряжения и раздражения. – На твоем-то месте, я бы точно не возникал, когда ты прибыл сюда у тебя, хотя бы были волосы.
Тот смущенно ушел в темноту, явно взятый за живое.
– Туда-сюда, здесь-там, горе-счастье, радость и… Не радость. Знал я здесь одного заключенного, в те времена я только начал знакомиться с этим миром, в котором приходиться видеть ваши рожи по утру. Звали его Евгений Щекин, крепкий был здоровяк, как скала, мы его били что есть силы до самой усталости и последнего пота, а ему хоть бы что, наплевать, лежит спокойно и не шелохнется. Ох мы с ним, ой-ой-ой, наш Надзиратель тогда ай-ай-ай, ни в какую, нет, ну никак. – Наступила пауза и Надзиратель как будто осмотрел кинопленку тех давних событий и продолжил: – От него и слова нельзя было услышать, он был скалой, он был морем, здоровенный как бык, спокойный. Я ему тогда говорю: «Я ведь найду твое слабое место, я найду проход в твою душу», а он молчок, лишь смотрит, как бы сквозь, а может и насквозь. Такие дела.
Снова пауза.
– Месяцы плыли, время все шло и шло, раны его заживали, и мы вновь наносили ему новые побои и понимали, что нам его не сломить, мы исчерпывали силы быстрее чем успевали доставить ему боль. Это был крепкий орешек, скала, море! Такой нигде не попадется, ему нечего терять, он само совершенство, сама неотвратимость, а мы букашки на его пути, нам до него не достать, нам его не одолеть, нет.
Надзиратель выдохнул.
– Два с половиной года прошло, нам досаждало бить его, но мы продолжали, в то время как удовольствие получал скорее он нежели мы, так быть не должно, это ни в какую, мы здесь трудимся, мы здесь чтобы сломить ваши души, мы здесь для того, чтобы унизить вас за ваши проступки. Он не имел права проводить время без боли, без мучений! И вот однажды я прохожу мимо его камеры и гляжу как он лежит ближе к стенке, видна лишь спина, огромная как камень, я приказал ему встать, он не встает, я говорю, что сейчас позову остальных, он неохотно повиновался и медленно покорно встал, смотря мне в лицо. Глаза его были красными точно кровавое море и две слезы вдруг покатились по его щекам. Я смотрел на него как пораженный и не смог вытянуть из себя ни звука, казалось, он в какой-то степени пребывал в том же духе. Его нижняя губа тряслась, а руки сжимались в кулаки и разжимались. В тот день я узрел это, в тот день он сломался, сделал шаг назад, сдался, да, прямо-таки убит. Эх, это была интересная личность, это была интересная партия скажу я вам, два года я терпел, искал, пытался и места себе не находил, но в итоге он сам сделал все за меня, позже деревяшка та, ну на которой он спал набухла от слез. Эх, здоровяк Евгений, он мог сожрать нас всех здесь и глазом не моргнув, но ему не хватило сил, никто не выходит сухим из этого моря.
Надзиратель вдруг заметил сигарету во рту и зажег ее, дым начал заполнять пространство вокруг, а тишина никак не нарушалась, было слышно, как он вдыхал сигаретный дым, как сигарета его тлела при затяжках, было слышно абсолютно все, даже как тараканы бегали из угла в угол.
– Время, время, да что я так прицепился? Подумаешь! Вон эти двое из охраны даже не знают Евгения, знаменитого орешка! Он был в камере того который умом тронулся, никак не запомню его имени, больно много он болтает.
Сергей буркнул себе под нос, но ничего не ответил, догадываясь кого он имеет в виду.
– Да время бесцеремонно движется вперед, совсем безжалостно быстро и в то же время, медленно, незаметно и порой даже уж слишком. Секунды превращаются в минуты, минуты в часы не для кого это не секрет. Все эти размышления, думы, время и так далее… Человек задает одни и те же вопросы, проживает одни и те же ситуации, время порой просто смеется над нами, переставляя судьбы с места на место, а мы все спешим, то падаем, то встаем, то помогаем то просим, мы оглядываемся и понимаем время прошло, река успела утечь безвозвратно, даруя нам на память нечто доброе или дурное. Ведь помять коварно не помнит чего-то обычного и повседневного, нет, только чересчур хорошее или плохое. Время ломает, время лечит, время строит и рушит, ждать время – это терять его, смотреть назад – пропускать напрасно. Мы не можем идти все время, иногда мы останавливаемся и даже без собственной воли на это, иногда бежим и торопимся не пойми куда, иногда кричим и плачем вспоминая, иногда печалимся что упустили. Не иначе как чья-то злая шутка, а время все потешается над судьбами, кто ждет своего часа, который был оглашен как смертный приговор, кто никак не хочет знать того, что будет дальше, боясь, что там в дали уже все давно решено за него. Слишком жизнь эта коротка чтобы понять все на свете, слишком малым временем мы располагаем и мы торгуем им как хотим, меняем на деньги, на любовь, на детей, меняем на вещи, на жизнь, нам не жалко ни гроша времени выданного нам в подарок, а кому и вовсе осточертело его время и тем самым он неминуемо обрывает свою жизнь, да, действительно такое сплошь и рядом, однажды мы проснемся глубокими старцами и все что у нас останется это пленка нашей памяти, обширной, радостной и печальной, заставляющей смеяться, жалеть, рассказывать другим. Кожа наша станет дряхлой и будет выглядеть как скомканный кусок бумаги. Иногда нас будет заносить в прошлое, время станет нашим старым и добрым другом, а иногда и злейшим врагом, который никак не сделает свой последний удар. Быть может жизнь у нас такая, сложная и неопределенная, может так оно и есть, а мы все ждем и ждем чего-то хорошего, в то время как оно ускользает из-под рук.