Девица на коне сидит,
Но ни на что и не глядит, —
Любовь на сердце и тоска.
Дорога, я сказал, узка
Была в той заросли густой,
И по дороге чередой
Тянулись рыцари, бароны,
Все головой кивая сонно.
Иные пусть и не дремали.
Но где-то стороной скакали.
Пошли в обгон по разным тропам.
Чтобы не ехать целым скопом
И не толкаться, не тесниться.
Горюет между тем девица.
Бежать бы, — на душе одно, —
В Винчестер, в Лондон, все равно!
А конь с своей прекрасной ношей
Идет тропой полузаросшей,
Привычной издавна ему.
Они спустились по холму
Туда, где лес темней и чаще,
Где не видать в дремучей чаще
И света лунного. Ветвиста
Была там пуща и тениста.
Долина залегла глубоко.
Немолчный шум стоял от скока.
Одни совсем уж задремали,
Другие весело болтали.
Так подвигались понемногу.
А той же самою дорогой
И серый конь бежит вперед,
В седле красавицу несет.
Но вдруг, оставив главный путь,
Он вздумал в сторону свернуть:
Привычкой давнею влекомый,
Он побежал тропой знакомой,
Что прямо к рыцарю вела, —
Самим конем она была
Давно утоптана отлично,
И он пустился в путь обычный,
Других оставив лошадей.
А сон так одолел людей
И так все рыцари устали,
Что у иных и кони стали
То там, то сям, на полпути.
Девицу некому блюсти,
Как только Господу. Вздыхает
Она смиренно и пускает
Коня по воде через лес.
Хоть конь с красавицей исчез.
Никто, — и лье проехав даже, —
Не спохватился о пропаже.
Те, что в почетной были свите,
Конечно, как ни говорите,
Невесту плохо стерегли,
Но оплошать бы не могли,
Когда б девицу хоть немного
Заботила ее дорога
И было б eй не все равно,
Куда eй ехать суждено.
Копь далеко успел уйти,
Но не сбивается с пути:
Не раз и летом и зимой
Он той дорогой шел домой.
Наездница вокруг глядит, —
А лес густой как будто спит,
Не видно меж лесистых склонов
Ни рыцарей и ни баронов.
Она пугается все пуще
В лесной непроходимой пуще.
Красавица удивлена,
Что вдруг оставлена одна.
Ей страшно — и немудрено, —
А вместе с тем ей так чудно:
Ведь поезд свадебный исчез-то —
Теперь без спутников невеста!
Но не беда, что все отстали,
Она подумала в печали.
Зато с ней милосердный Бог
Да конь, который смело вбок
Свернул на узкую дорогу.
Свою судьбу вручая Богу,
Коню доверилась она;
Сердечной горести полна,
Она поводья опускает,
Молчит, коня не понукает,
Чтоб часом кто не спохватился,
За ней вдогонку не пустился:
Уж лучше смерть в лесу найти,
Чем за немилого идти!
Об участи своей тяжелой
Она грустит, а конь веселый,
Неутомимый, быстроногий,
Бежит привычною дорогой.
Так иноходь была быстра,
Что незадолго до утра
Девицу вынес конь из пущи.
Вот впереди ручей, бегущий
Струей прозрачной по оврагу.
Конь даже не замедлил шагу —
Он без труда находит брод
И мчится дальше, все вперед.
По счастью не был тот поток
И ни широк, и ни глубок.
Но звук рожка вдруг раздается
Оттуда, где для иноходца
Кончался путь его всегдашний.
Там сторож замковый на башне
Стоял, играя громко зорю.
И, к замку подъезжая вскоре,
Глядит девица молодая,
Смущенно взорами блуждая:
Ведь если сбился кто с дороги,
То озирается в тревоге,
Крутом ища кого-нибудь,
Кто указал бы верный путь.
А конь нимало не смущен.
Уже на мост вступает он,
И смотрят все, изумлены,
И сторож с башенной стены,
Хотя играл он на рожке,
Услышал шум невдалеке,
И конский храп, и стук копыт...
К воротам строгий страж бежит,
Забыв про утренний рожок,
Не чуя под собою ног,
И окликает торопливо:
— Кто смеет так нетерпеливо
Бел спроса к замку подъезжать? —
Красавица спешит сказать:
— Та, горестней которой нет
Среди родившихся на свет!
Пусти в ограду, ради бога,
Пока не рассветет немного!
А то опять собьюсь с пути.
— Нет, госпожа, уж ты прости,
Я никого пускать не волен,
И въезд в ворота не дозволен.
Дозволить может лишь сеньор.
Но никого с недавних пор
К себе пускать не хочет он,
Изменой подлой удручен.