Супруг той дамы как-то раз
Задумал на турнир отбыть,
Чтоб славы и наград добыть.
А путь туда лежал далек.
Простился он на долгий срок,
И за владетелем могучим,
Все при оружье самом лучшем,
Помчались рыцари гурьбой.
Пажа сеньор не взял с собой:
Паж в рыцари не посвящен.
Турниром всякий увлечен,
Но паж Гильом и не стремится
От милой сени удалиться:
Турнир его не привлекает.
Остался в замке он. Страдает,
Не в силах чувство побороть,
Что ниспослал ему Господь.
Печалясь о своей судьбе,
Он жалуется сам себе.
— Увы, безумец, — молвит он, —
В недобрый час ты был рожден.
Кого ты вздумал полюбить?
До дня такого не дожить,
Чтобы сбылась мечта твоя...
А может быть, напрасно я
Все муки в сердце затаил,
Стараясь из последних сил,
Чтоб дама ничего не знала?
Открыться ей пора настала!
К чему любить издалека, —
Ведь к ней дорога так близка!
Безумьем было бы опять
Удобный случай упускать.
Скажу ей... Не посмеешь ты!
Твои усилия пусты.
Вовеки, робкое созданье,
Ты не решишься на признанье...
Решусь, во что бы то ни стало!
Осмелюсь! Трудно лишь начало.
О муках сердца моего
Скажу — и больше ничего...
Однако, — размышлял Гильом, —
Как удержать себя потом,
Когда красавица узнает,
Что к ней любовь во мне пылает?
Но все же стал Гильом смелей.
Он незаметно от людей
Стопы направил прямо в зал.
Затем он в спальню дверь нажал
И к даме проскользнул бесшумно,
Хоть это было и безумно.
А так случилось, что она
Была на этот раз одна.
Девицы все ушли из спальни,
Чтоб в комнате укрыться дальней
И вышивать спокойно, с толком
На знамени цветистым шелком
То ли пантеру, то ли льва
(Слегка расходится молва),
Вот потому и мог тайком
Проникнуть в спальню ту Гильом.
Сидела дама на ностели.
Милей созданья, в самом деле.
Никто на свете не видал!
Отпрянул паж, затрепетал.
Но не уйти ему назад.
Навстречу благосклонный взгляд
Она бросает безмятежно.
Улыбка радостно и нежно
У дамы на устах сияет,
Пажа приветом ободряет.
— Сюда, Гильом! — не обинуясь
Сказала дама. — Повинуюсь, —
Пролепетал он ей не вдруг.
— Да сядьте же, мой милым друг!
Когда б она подозревала,
Какое чувство в нем пылало,
То милым другом называть
Остереглась бы. На кровать
Меж тем Гильом садится, робок,
И скоро, с дамою бок о бок.
Уже смеется, шутит с ней
Все беззаботней, веселей,
Беседует о том, о сем...
Внезапно говорит Гильом:
— Я вам откроюсь, госпожа!
Утешьте своего пажа,
Подайте мне совет благой.
— Охотно, друг мой дорогой.
— Положим, рыцарь благородный.
Иль клирик, иль слуга безродный,
Иль паж, или простой купец,
Иль кто угодно, наконец, —
Забыл бы все, покой и сон,
И в королеву был влюблен,
Иль в герцогиню крови древней,
Или в девицу из деревни;
И стал бы он семь лет страдать,
Храня молчания печать,
Не в силах рассказать ей смело
О том, как сердце изболело,
Хоть мог бы случай улучить,
Чтоб душу перед ней открыть
И о любви сказать своей,
Будь он немного посмелей.
Какой вы дали бы ответ:
Таить любовь семь долгих лет,
А с ней и муки заодно —
Безумно это иль умно?
— Что ж, коль спросили вы, Гильом,
Скажу о мнении своем.
Не очень-то умно, конечно,
Не открывать тоски сердечной,
Коль выпал случай молвить слово.
Ведь если дама так сурова,
Что отвернется от него,
Тогда, скажите, для чего
Влюбленному такие муки?!
Нет, раз к любви попал он в руки.
Назад не в силах повернуть,
Чтоб позабыться как-нибудь, —
Пускай молчанье разорвет
И к сердцу дамы воззовет.
Поверьте, в этом я права:
Большие у любви права.
Кто хочет ей остаться верен,
Да будет дерзок и уверен.
А мне бы полюбить случись, —
Клянусь тобой, святой Денис! —
Я ни на что б не поглядела!
Итак, советую я смело:
Во всем открыться должен он.