Гильом издал печальный стон
И молвил тихо, весь дрожа:
— Смотрите, здесь он, госпожа,
Тот, кто, безмолвно вас любя,
Мученьям предавал себя!
Ведь это я не смел ни слова
Сказать об участи суровой,
О всех терзаниях моих.
Теперь вы знаете о них!
Вам, сладостная госпожа,
Со всей покорностью служа,
Лишь об одном молить я стану:
О, исцелите эту рану!
Помимо вас, никто другой
Не властен над моей судьбой
И не спасет меня от мук.
Горжусь одной из всех заслуг:
Я — ваш, я был и буду вашим.
Еще никто на свете нашем
В таких страданьях горьких не жил.
Мечту о вас я тайно нежил —
И вас теперь пришел молить
Свою любовь мне подарить!
Те речи ей понять легко,
Но, их ценя невысоко
И показать ему спеша,
Что все не стоит ни гроша,
В чем он признался ей сейчас,
Она вскричала, осердясь:
— Гильом, что значат эти шутки?
В своем ли вы, мой паж, рассудке!
Идите с шутками к другой.
Со мной, клянусь вам головой,
Так не шутили до сих пор!
А если этот разговор
Продолжите хотя немного,
Тогда, с соизволенья Бога,
Я вам жестоко отплачу.
Да знать я вовсе не хочу
Ни о любви, ни о страданье!
Одно скажу вам на прощанье:
Забудьте вы ко мне дорогу,
Не подходите и к порогу!
И уж поверьте, милый друг,
Меня одобрит мой супруг.
Вернется он, и я тотчас
Все выложу ему про вас —
Вот подивится он рассказам
О том, как паж утратил разум
И как, надеждам дерзким предан,
Доверье обратил во вред он!
Тогда запляшете. Пока ж
Подите прочь, любезный паж!
Гильома при таких словах
Объяли и тоска и страх.
Досада мучает его,
Что он открылся. Ничего
Ответить госпоже не смея
И оправдаться не умея,
Он все же думает: «Ужели
Отчаиваться, в самом деле?»
И, горя побеждая гнет,
Любовь уже к иному гнет:
«Заговори ты с ней опять —
Тебе ведь нечего терять».
И даме он сказал: — Другого
Ужель не заслужил я слова?
К чему ваш гнев и этот смех?
Ну что ж, терзайте без помех,
Я все снести готов, поверьте!
Убейте — не боюсь я смерти!
Без вас мне в жизни счастья нет,
И вот даю такой обет:
Отныне больше ни куска
Я в рот не положу, пока
Со мной не станете иною,
Не смилуетесь надо мною.
— Быть вам, клянусь святым Омером,
Для всех пустынников примером, —
Сказала дама. — Что ж, ступайте,
Любви напрасно ожидайте
И соблюдайте ваши клятвы
Хоть целый год, до новой жатвы.
Тут, молча ей отдав поклон,
Ушел в свою светелку он,
Велел постель себе постлать
И повалился на кровать.
Но сон от бедного бежал,
Напрасно он глаза смежал...
Три дня Гильом лежит пластом
И ничего не ест притом.
Вот ночь четвертая спустилась,
А дама так и не смягчилась,
Пренебрегает им совсем.
Гильом постится между тем, —
В рот ни крохи не хочет брать!
А тяжкой муки не унять:
И ночью мучится и днем,
Иссох он, ни кровинки в нем.
Причина бледности ясна —
Ведь он без пищи и без сна.
Но вот и трепет и испуг
Гильома охватили вдруг:
Ему почудилось — пришла
Та дама, что ему мила;
Сама в постель к нему ложится,
Чтоб с ним любовью насладиться.
Готов опять он и опять
Ее ласкать и целовать.
Потом виденье исчезает,
И снова горько он вздыхает.
Простер он руки в пустоту,
Ловя прекрасную мечту;
В постели милое виденье
Напрасно ищет. В исступленье
Бедняга сам себя колотит.
Одна любовь его заботит,
Терзает мукою сердечной.
О, как хотел бы он, чтоб вечно
Виденье тешило его!
Любовь, однако, божество
Довольно ветреного нрава —
И шлет озноб ему лукаво.
А через одного из слуг
Сеньору известил супруг,
Что скоро будет в этих стенах, —
Везет с собой пятнадцать пленных.
И все богаты и могучи;
Добычи много, самой лучшей.
Узнав про славные дела,
Жена, отменно весела,
Приезда мужа поджидала.
Вот убрана большая зала,
Готовится обильный ужин, —
Покой воителем заслужен,
И славно отдохнет он дома.
Но страшно даме за Гильома,
Остался выход лишь один:
Сказать, что едет господин
Домой, а у себя в дому
Спросить он вправе, почему
Паж голодает столь упрямо.
К Гильому поспешила дама,
Пришла и вот стоит над ним,
Гильом не смотрит, недвижим.
Она по имени зовет, —
Он голоса не подает,
Душой витает далеко.
Коснувшись юноши легко,
Она будить погромче стала,
И сердце в нем затрепетало;
Надеждою воспламенен,
Вскочил он, отдал ей поклон: —
О, наконец-то, госпожа,
Вы осчастливили пажа!
Молю о милости одной —
О, сжальтесь, сжальтесь надо мной!
Иначе мне и жизни нет!