И для раздумий над злой долей двух братьев-вилланов, терзаемых голодом. Правда, братья воруют в чужом огороде и в чужой овчарне, но автор смотрит на все сквозь пальцы, — и объясняется это его живым сочувствием к беднякам. С удовольствием изображается в фаблио «О виллане-лекаре», как находчивость простого крестьянина спасает его от побоев королевских слуг и от самовластия короля, а король, одураченный вилланом, проникается верой в его удивительное врачебное искусство. К восхищению умом виллана и его ловкостью примешивается сочувствие к нему как к бесправному человеку, который только может защитить себя хитростью и находчивостью. А уж подлинным апофеозом народного ума, смелого до дерзости, изворотливого и быстрого, можно назвать фаблио «О том, как виллан словопрением добился рая». Хотя причудливая фантазия рассказчика и переносит действие в небесные селения, но и в этом рассказе искрящийся народный ум оттенен бесправием виллана.
К заключительных словах фаблио сам автор раскрывает реальный смысл рассказанного им фантастического эпизода:
В этой бодрой концовке чувствуется, однако, и горький привкус. Да, не столь уж бездумны веселые, искрящиеся лукавством и дышащие бодростью фаблио, как может иногда показаться. Попадаются, впрочем, среди них и чисто развлекательные пустячки, но в целом те полторы сотни фаблио, которые сохранились в записях, складываются в обширное обозрение повседневных дел, радостей и бед французов XII — XIII веков — обозрение, драгоценное для историка, полное смысла и для всякого, в ком есть ощущение связи времен.
Но и само веселье, иногда лукавое и выражаемое в изящной, легкой форме, зачастую грубоватое, тяжеловесное, а порою
И непристойное, даже циничное, давало выход тому здоровому чувству жизни, какого не могли задушить в человеке Средних веков пи феодальный гнет, ни церковь, пи схоластика. Одно из лучших фаблио — знаменитое фаблио «Об Аристотеле» — звучит как полный убежденности гимн во славу жизни. Автор его Анри д'Андели. человек весьма образованный и изощренный в поэтическом искусстве, выступает здесь как бы от имени всей пестрой толпы бродячих поэтов, из которых большинство даже не оставило своих имен. Победа довольно легкомысленной девицы над самим Аристотелем, чья мудрость (разумеется, по-своему трактованная) пользовалась признанием и со стороны схоластической науки, и даже со стороны католической церкви, изображается рассказчиком в самом гротескном виде. А вместе с тем гротеск Анри д'Андели — наглядная декларация своего рода философии земной радости. Потешаясь над седовласым мудрецом, поэт пользуется его рискованным приключением как поводом отстоять право человека — существа из плоти и крови — наслаждаться жизнью.
Церковный плен, в котором оказывались нередко мысли и чувства средневекового человека, мало дает себя знать У городских рассказчиков. Их побасенки пестрят призывами к Богу пли к святым, но такие призывы не нарушали господства земного над небесным, характерного для содержания всех фаблио. Частые упоминания Нога и святых звучат в них лишь как обиходные выражения. Не раз силы небесные призываются персонажами фаблио на помощь в самых неблагочестивых делах, вроде, например, супружеской измены, — и помогают! А уж по отношению к служителям церкви авторы фаблио держат себя и того вольней. Если Рютбёф в «Завещании осла» с некоторым добродушием изображает пройдоху-попа, остроумной выдумкой спасшего себя от наказания, то епископ, уже отнюдь не добродушно, выставлен здесь хитрым лицемером, взяточником и бессовестным ханжой. Составители фаблио, сами совсем не настроенные на постный лад, ядовито вышучивают и чревоугодие церковников, и их любовные авантюры. Близость к фольклору — к сказкам и анекдотам о попах, распространенным v многих народов, — в этом жанре городской литературы сильно дает себя знать.
Внутренняя свобода, присущая авторам фаблио в отношении к изображаемому, их знание жизни, их пристрастие к юмору — все это сказывалось не только на выборе и обрисовке персонажей, но и на других средствах художественного изображения.
Сюжеты фаблио по большей части носят комический характер или, но крайней мере, содержат ряд комических эпизодов и ситуаций. Излюбленный сюжетный материал рассказчиков — супружеские измены, женские хитрости. Некоторые литературоведы считают, что здесь отразился взгляд средневековой католической церкви на женщину как на носительницу первородного греха, «сосуд диавола». Но тогда почему же рассказчики так любуются этими «сосудами диавола»? Ведь о нарушительницах супружеской верности, об их уловках и вранье, об их измывательстве над недалекими мужьями, наконец, о дружной взаимной поддержке женщин во всякого рода любовных авантюрах фаблио обычно рассказывают сочувственно, даже, можно сказать, со смаком. Какое уж тут влияние церкви! Нет. все это скорее объясняется бурным жизнелюбием и стремлением найти отдушину для свободного, радостного чувства, которое подавлялось в средневековом браке, зачастую заключаемом но расчету. Лишь очень редко авторы фаблио (как, например, в фаблио «О ребенке, растаявшем на солнце») становятся на сторону обманутых мужей и отстаивают святость брака.