Президент Бонди повнимательнее вгляделся в члена правления заводов МЕАС пана Махата.
— Кому вы раздали их, Махат?
Щеки Махата слегка порозовели.
— Ну, бедным людям, знаете ли. Я поселил там бедных людей. Я… я, то есть я пришел к такому убеждению и… словом, бедным людям… вы меня поняли?
Пан Бонди, не спуская с Махата глаз, допрашивал его с пристрастием судебного следователя.
— Отчего вы так поступили, пан Махат?
— Я… я как-то не мог поступить иначе, — смутился Махат. — Меня вдруг осенило. И мы все должны сделаться святыми, не так ли?
Президент нервно барабанил пальцами по столу.
— А ваши родственники, семья?
Махат широко расплылся в довольной улыбке.
— О, мы все заодно, понимаете? Эти бедные люди такие трогательные! Среди них есть и увечные — моя дочь ухаживает за ними, знаете ли. Мы все так переменились!
Г. X. Бонди прикрыл глаза. Дочь Махата, Элен, белокурая Элен, наследница семидесяти миллионов, прислуживает увечным! Элен, которая могла, должна была, почти уже стала госпожой Бонди! Бонди кусал губы; вот тебе и на, ничего не скажешь!
— Пан Махат, — сдавленным голосом проговорил он, — я хотел только узнать, как у вас работает новый карбюратор.
— Ах, превосходно! Во всех, домах так прекрасно, так тепло! Словно там топят бесконечной любовью! Слушайте! — вдохновенно продолжал Махат. — Кто бы туда ни ступил — сразу делается иным человеком. Там будто в раю. Мы словно переселились на небо — все до единого. Ах, придите к нам, люди добрые!
— Теперь вы убедились, господа, — стараясь казаться невозмутимым, обратился к присутствующим президент Бонди, — что карбюраторы работают превосходно, как я вам и обещал. Я прошу вас отказаться от дальнейших расспросов.
— Мы желаем знать только одно, — воскликнул охваченный боевым задором доктор Губка, — отчего в таком случае мы сами не строим новых фабрик с карбюраторным двигателем? Почему мы должны расходовать дорогой уголь, коли другим поставляем атомную энергию? Намерен ли президент Бонди раскрыть нам свои карты.
— Не намерен, — отрезал Бонди, — у нас будут топить углем. В силу причин, мне известных, на нашем производстве карбюраторный двигатель использован не будет; И довольно, господа! Я расцениваю ваше согласие как проявление доверия.
— Если бы вы все, — промолвил пан Махат, — испытали, сколь прекрасно состояние святости! От души советую вам, господа: раздайте все, что имеете. Станьте неимущими и святыми! Бегите мамоны и поклоняйтесь богу единому, неделимому.
— Ну, ну, ну, — усмирил пана Махата господин Розенталь. — Пан Махат, вы такой милый, такой достойный человек… Пан Бонди, вы знаете, как я доверяю вам, и знаете что? Пошлите мне один карбюратор для моего центрального отопления! Я испробую эту штуку, господа, почему бы нет, а? Какие тут могут быть разговоры? Договорились, пан Бонди?
— Все мы братья во Христе, — не умолкал сияющий Махат. — Передадим фабрики неимущим, господа! Вношу предложение переименовать МЕАС в общину «Смиренных сердец». Мы будем тем семенем, из которого произрастет древо веры, согласны? Наступит царство божье на земле…
— Прошу слова! — вскричал доктор Губка.
— Ну, по рукам, пан Бонди? — добивался своего старый Розенталь. — Вы же видите, я всецело на вашей стороне. Значит, вы одолжите мне один карбюратор, пан Бонди!
— Ибо сам бог грядет на землю, — страстно возвещал Махат. — Вы слышите заповедь его: станьте как святые и неимущие; откройте сердца ваши вечному; будьте совершенны в любви своей. Знаете, господа…
— Прошу слова! — хрипел доктор Губка.
— Тихо! — перекрывая гвалт, крикнул президент Бонди: бледный, с горящим взором, он вырос над ними, расправив могучие плечи шестипудового мужчины. — Господа, если вам не нравится фабрика карбюраторов, я беру ее под собственный единоличный контроль. Я оплачу вам все затраты — все, до последнего геллера. Я организую свое собственное предприятие, господа. Мое почтенье!
— Но я протестую, — взвизгнул доктор Губка. — Мы все протестуем! Мы не продадим производство карбюраторов! Такой редкий товар, господа! Мы никому не позволим одурачить нас, господа. Отказаться от такого прибыльного дела — нет уж, извините!
Президент Бонди позвонил в колокольчик.
— Друзья мои, — угрюмо вымолвил он, — на сегодня довольно споров. Мне кажется, коллега Махат… несколько… гм-гм… того… нездоров. Что же касается карбюраторов, то я вам гарантирую сто пятьдесят процентов дивидендов. Предлагаю прекратить прения.
Доктор Губка потребовал слова.
— Предлагаю, господа, чтобы каждый член правления получил по одному карбюратору — на пробу, так сказать.
Президент Бонди обвел взглядом присутствующих: в лице его что-то дрогнуло, он хотел было возразить, но только пожал плечами и процедил сквозь зубы:
— Согласен.
7. Go on [10]
— Как наши дела в Лондоне?
— Акции МЕАС — вчера тысяча четыреста семьдесят: позавчера — семьсот двадцать.
— Прекрасно.
— Инженер Марек утвержден почетным членом семидесяти научных обществ, Наверняка получит Нобелевскую премию.
— Прекрасно.
— Колоссальное количество заказов из Германии. Свыше пяти тысяч карбюраторов.
— Гм…
— Из Японии — девятьсот заказов. — Посмотрим!
— В Чехии интерес незначительный. Всего три предложения.
— Гм, этого следовало ожидать. Не те масштабы, знаете ли!
— Россия просит двести штук разом.
— Прекрасно. Итого?
— Тринадцать тысяч заказов.
— Прекрасно. Как продвигается строительство?
— Цех атомных автомобилей подводят под крышу. Секция атомных самолетов приступит к работе до конца следующей недели. Закладывается фундамент завода атомных локомотивов. Один цех корабельных реакторов уже действует.
— Минуту. Внедрите в обиход следующие названия: атомобиль, атом-мотор, атомовоз, понимаете? Как у Кролмуса дела с атомными орудиями?
— Кролмус уже конструирует модель в Пльзене. Наша атомная повозка наездила на брюссельском автодроме тридцать тысяч километров; скорость — двести семьдесят километров в час. На полкилограммовые атом-моторы за последние два дня нами получено семьдесят тысяч заявок. — Вы только что утверждали, что в итоге у нас тринадцать тысяч заявок.
— Тринадцать тысяч заявок на устойчивые атомные котлы. Восемь тысяч — на тепловые карбюраторы для центральных отопительных систем. Около десяти тысяч на автомобили. Шестьсот двадцать — на атомолеты. Атомолет нашей марки «А7» проделал беспосадочный полет Прага — Мельбурн в Австралии; состояние пассажиров и экипажа нормальное; вот депеша.
Президент Бонди гордо выпрямился.
— Однако, милейший, все идет превосходно!
— На сельскохозяйственные машины — пять тысяч заявок. На микромоторы — двадцать две тысячи заявок. На атомнасосы — сто пятьдесят заявок. На атомпрессы — три; атомпечей высоких температур запрошено двенадцать. Атомных радиотелеграфных станций — семьдесят пять; атомовозов — сто десять, преимуществ венно для России. Мы открыли сорок восемь агентств в различных столицах мира. Американский Steel Trust [11], берлинская AEG [12], итальянский Фиат, Маннесман [13], Крезо [14] и шведские сталелитейные заводы предлагают объединиться. Концерн Круппа приобретает наши акции, невзирая на высокие цены.
— Как дела с выпуском новых акций?
— Условия приобретения пересматривались тридцать пять раз. Печать пророчит двести процентов супердивидентов. Кстати, газеты ни о чем другом не пишут; социальная политика, спорт, достижения науки и техники — все сведено к одному карбюратору. Какой-то немецкий корреспондент переслал нам семь тонн вырезок; француз — четыре центнера; англичанин — целый вагон. Специальная научная литература по данному вопросу, издание которой планируется в этом году, потребует приблизительно шестидесяти тонн бумаги. Англо-японская война прекращена вследствие падения общественного интереса к ней. В одной только Англии осталось без работы девятьсот тысяч шахтеров. В бельгийском угольном бассейне вспыхнуло восстание — что-то около четырех тысяч убитых; больше половины мировых шахт законсервированы. Пенсильванские предприниматели уничтожили запасы нефти на складах. Пожар еще продолжается.
[13]