— А отчего же обязательно живым? Форсу ради или нашлась солнцеокая и луноликая пери, которой вы непременно возжелали сделать подарок? А цветочки либо, там, конфеточки не пробовали?
— Ох, говорила же мне упомянутая «солнцеокая и луноликая», что по скорости распространения сплетен флот уступает только борделю и монастырю, а я, дурак, посмеялся… — покачал головой Корсаков.
— Вот и зря посмеялись. Интересно, однако, она у вас курс прокладывает: бордель, монастырь, флот… Мне аж завидно, — ехидно улыбнулся Гусейнов и тут же посерьезнел: — Шутки шутками, а я ведь тут не просто так оказался. Только вы в подпространство ушли — вызов. Да откуда! С Кремля! Сам князь Цинцадзе, не кто-нибудь. Как эта планетка в сферу интересов Ираклия Давидовича попала — не знаю, только мне было велено идти сюда на форсаже и на месте приглядеть, что да как. Дескать, Никита Борисович человек молодой, горячий, помчался сломя голову, а дело непростое. Вот так-то. Что скажете, Никита Борисович, непростое дело?
— Средней паршивости. Налет пиратской эскадры на планету, эвакуация трех тысяч детей на спешно переоборудованном транспорте. Погнались, конечно. Четыре фрегата шли за ними от Бельтайна и еще два ждали у зоны перехода. Корветы сопровождения — семь малышей! — приняли бой и, кстати, выиграли его. Во всяком случае, транспорт был очищен от абордажных капсул и готов уйти в подпространство на маневровых, но тут появились мы. Чего я не понимаю — как планета, о ВКС которой легенды ходят, осталась совсем без защиты. Одна орбитальная крепость и — на момент нападения — один боевой пилот, вот эта самая… гм… пери. Кстати, если я правильно понял, послать сигнал бедствия было именно ее идеей.
— Вот даже как? Я вам так скажу, Никита Борисович: умная женщина — редкая драгоценность. И опасная. М-да. Она хоть хорошенькая?
Корсаков извлек из футляра кристалл с записью:
— Желаете посмотреть в статике или в динамике, Теймур Ибрагимович?
— В динамике, конечно! Что мне статика…
Никита ухмыльнулся и включил воспроизведение. На экране возник борт транспортного корабля, усеянный абордажными капсулами, и корвет, проносящийся над самой обшивкой. Капсулы исчезли, сметенные выхлопом маршевых двигателей, транспорт остался неповрежденным. Показ остановился. Гусейнов медленно положил трубку в пепельницу:
— А ну-ка, еще раз! И помедленнее!
Корсаков повиновался. Адмирал покачал головой и несколько преувеличенно вздохнул.
— Ну, Теймур Ибрагимович, что скажете? — не удержался Никита. — Хороша?
— Ах, — темпераментно всплеснул руками Гусейнов, — свет очей! — и снова потянулся за трубкой. — А в статике что?
Голографический снимок из досье капитана Гамильтон занял место кораблей. Адмирал всмотрелся, пошевелил губами, то ли систематизируя кресты и звезды, то ли просто считая невозможным для занимаемого положения выражать эмоции вслух, одобрительно покивал и решительно подтвердил:
— Красавица.
— Это еще что, — сказал Корсаков, убирая кристалл обратно в футляр. — Если хотите, я вам перешлю копию того курса, который она для «Александра» рассчитала. Навигаторы преклоняются, штурмана благоговеют, Дубинин грозится лучшей водкой поделиться…
— А что ж не привели, Никита Борисович? Хоть бы познакомили. Или боитесь, что старик Гусейнов не так уж и стар? — насмешливо прищурился командующий.
— Я бы привел, — помрачнел Корсаков, — но она сейчас в лазарете, а с доктором Тищенко спорить…
— Это верно, Станислав Сергеевич человек серьезный. А почему в лазарете? Что там такое, что сам Тищенко до сих пор не справился?
— Видите ли, бельтайнские пилоты используют в бою такую химию, что Тищенко при одном упоминании волком смотрит и рычит, спасибо, хоть не кусается. А у химии есть ограничение: при малейшем кровотечении или недавнем повреждении кожи ее использовать нельзя, даже если кошка поцарапает. Так что несколько дней в месяц бельтайнки — у них пилоты исключительно женщины — воевать не могут. А я уже говорил, боевой пилот на планете был один-единственный, в лице мисс Гамильтон. Остальные — пенсионеры-резервисты. Детей надо было спасать, других кандидатур попросту не нашлось, вот капитан и наплевала на запреты. Вы бы видели ее нательный комбинезон, выжимать можно было. Насилу откачали.
— Дела, — Гусейнов встал, прошелся по салону, остановился возле иллюминатора, побарабанил пальцами по стеклу.