Двумя шагами Никита преодолел разделяющее их расстояние, за плечи, осторожно, но решительно, развернул Мэри лицом к себе. Сильные пальцы сжали, приподнимая, подбородок:
— А эти женщины, о которых вы говорили… Эти красавицы… Они могут рассчитать курс крейсера или смести выхлопом маршевых двигателей абордажные капсулы?
Мэри, не делая попытки высвободиться, смотрела ему прямо в глаза:
— Разумеется, нет, — судя по тону, которым это было сказано, самая мысль о подобной возможности показалась ей нелепой. Жесткие губы Никиты были совсем близко, так близко, что дыхание обожгло ее кожу:
— Так я и знал, что ты попытаешься подсунуть мне дурнушку.
Мужчина, женщина, приглушенный свет, сброшенная одежда. Парение между сном и явью, между вчера и завтра, между фактом и вымыслом, между белым и черным, между звуком и тишиной…
— Я сделал тебе больно? — мужчина осторожно гладит голову женщины, уже начавшую покрываться микроскопическим ежиком. Кончики волос колют ладонь, ему щекотно и он слегка улыбается.
— Нет. А я тебе? — женщина проводит подбородком по плечу мужчины, где проступают пятна следов от вцепившихся пальцев.
— Нет. Мэри, почему ты мне не сказала?
— А если бы сказала? Что бы это изменило?
— Это изменило бы все.
— Вот именно поэтому и не сказала, — женщина шевелится, пытаясь устроиться поудобнее. Сибаритски-просторный, для двоих широкоплечих диван все же узковат. — Боюсь, я испортила обивку…
— К черту обивку! Послушай, я…
— Никита, — пальцы женщины предостерегающе накрывают губы мужчины. — Ты слишком много думаешь о том, что могло бы быть. А я живу здесь и сейчас. Или не живу, — она слегка пожимает плечами. — Может быть, я умерла, тогда, на шестой палубе, и все это — последняя вспышка активности угасающего мозга. И сейчас откроется вон та дверь и на пороге встанет Петр-ключарь. Впрочем, надеюсь, что нет. Старик будет шокирован, к тому же я сейчас не в той форме, чтобы даже просто рассказать кому-нибудь о своей жизни, не говоря уж о том, чтобы как-то оправдаться. Да и не хочу я оправдываться. Не уверена, что Господу нужны мои оправдания, хотя мать Альма, прежняя аббатиса, не согласилась бы со мной. Знаешь, на Бельтайне живет один старый упрямец… надеюсь, что все еще живет. Так вот, он сказал однажды: «Бог, поди, не дурак». Мне было тогда четырнадцать лет, но я запомнила его слова. Потому что очень хотела верить, что именно так и обстоит дело. Как ты думаешь, он прав?
— Не знаю. Но в одном я уверен: ты жива. И если кто-то сейчас сунется в ту дверь, это точно будет не апостол Петр. И я запущу в него… — мужчина шарит свободной рукой возле дивана, — вот этим ботинком.
— А чей это ботинок? — интересуется женщина. Философское настроение оставило ее, в голосе слышатся игривые нотки.
— Понятия не имею. А какая разница?
— Да, в общем, с точки зрения физического воздействия на вошедшего почти никакой… но если мой, советую поискать получше, в твоих апартаментах у меня только одна пара обуви, не ходить же мне босиком!
— А куда это ты собралась идти? — мужчина неуловимым плавным движением поднимается и легко подхватывает женщину на руки. — Ты всерьез полагаешь, что я позволю тебе воспользоваться для перемещения в спальню твоими ногами? А для чего в таком случае нужны мои?
Глава XIV
Оставив спящую Мэри досматривать сны — судя по легкой улыбке на припухших губах, приятные, — Никита бесшумно встал, оделся и отправился было в рубку, но передумал и прошел в кабинет. Никакой застенчивостью он сроду не страдал, но то, что произошло накануне, было слишком личным, и он не хотел расплескать ощущение восторга пополам с мягкой грустью. Однако если даже ты попытаешься забыть об окружающем мире, это вовсе не означает, что окружающий мир забудет о тебе. Первое, что он увидел, опустившись в кресло, был сигнал вызова, мигающий на экране большого коммуникатора. Мысленно поблагодарив подчиненных за деликатность — могли ведь и на клипсу сбросить, — он закурил и прикоснулся к сенсорной панели, принимая сообщение.
— Доброе утро, Никита Борисович, — невозмутимо поздоровался Дубинин. — Простите, что беспокою вас, но с нами от имени Совета Бельтайна связался командующий планетарной обороной полковник Фортескью. Внизу готовят торжественную встречу и спрашивают, готовы ли вы прибыть на поверхность через… — он покосился на хронометр, — через три с половиной часа. В качестве места для посадки указан запасной космодром, Центральный космодром сильно пострадал в результате орбитальной бомбардировки. По нашим расчетам, спуск и корректировка по месту назначения займут около двух часов.