Минуту спустя они остались в кают‑компании вдвоем. О'Нил помедлил было в дверях, но тоже вышел. Дверь закрылась.
Графиня Корсакова стояла, скрестив руки на груди, с самым независимым видом. Только настороженный взгляд сузившихся глаз и сжатые в тонкую прямую линию губы выдавали беспокойство. Беспокойство – и готовность к драке.
– Значит, мозги в желе, – мягко произнес Константин. – Этак через пару часиков. И ангельские трубы спустя сутки. Ну‑ну. Что ж ты такое удумала‑то, душа моя? И почему напрямик не сказала, что к чему?
– Я, знаешь ли, тоже не в восторге, – желчно усмехнулась Мария. – А не сказала потому, что хотела избежать этого разговора. Слабость с моей стороны, признаю. Но мне, знаешь ли, и без того стресса хватает.
Она устало повела плечами. Видно было, что ей действительно не хочется говорить на заданную тему, но приходится, и это ее не то чтобы злит… скорее, раздражает.
– Тут ведь такая штука, Костя: какое решение ни прими – оно неправильное. И приходится выбирать то, которое будет наименее неправильным из всех. Время‑то уходит. Признаться, я надеялась, что мы там же, где побывал мой пращур, и сумеем найти его маяк… но либо мы в другом месте, либо маяк разрушен. Либо – просто затерялся. А искать некогда. Ты оцениваешь ситуацию так же, как я, и понимаешь, что если не вернешься в самое ближайшее время, последствия…
– Последствия, да… – перебил он ее. – Ищи другой способ, Маруся. Если я вернусь такой ценой, последствия тоже будут не фонтан. Зарецкий (читай – СБ) мне не простит, это и к бабке не ходи. Да и флот тоже. И жить и править я буду трусом, спрятавшимся за женскую юбку и бросившим ее хозяйку умирать.
– Зарецкий в первую голову офицер, и только потом мой дядя. Он поймет. И флотские поймут. Я ведь тоже офицер. Как и ты, кстати. Костя, ты не принадлежишь себе, твоя первейшая и главная задача – вернуться, при чем тут трусость? Как тебе такое вообще в голову пришло?! Твой долг, как офицера, – вернуться, а мой долг, как офицера же, обеспечить твое возвращение. И где ты, кстати, видишь юбку?!
– Маруся… – начал Константин, но она не дала ему договорить:
– Мы оба знаем, что в существующих условиях другого выхода нет. И все, кого ты выставил из кают‑компании, знают это не хуже. Согласись, объяснила я достаточно популярно.
Великий князь понимал, что она права. И наследник престола понимал. И полковник бронепехоты понимал тоже. Только мужчина еще сопротивлялся принятому решению, сопротивлялся отчаянно, безнадежно. И уже зная, что проиграл, все‑таки спросил:
– А что я скажу твоим детям?
Спросил, и тут же пожалел об этом. Потому что притворная невозмутимость слетела с Марии, как слетает с ветки сухой лист, подхваченный злым осенним ветром. Ненадолго слетела, на пару секунд, не больше, и тут же вернулась на место, расправляя горькие складки у рта и осушая глаза, вдруг налившиеся слезами. Мгновение – и словно и не было ничего. Только голос вдруг стал хриплым.
– Если ты не окажешься в нужном месте в нужное время, и конфликт все‑таки разгорится, появится столько детей, перед которыми придется держать ответ, что мои просто потеряются в общей массе.
Она помолчала, словно собираясь с духом, потом медленно кивнула кому‑то невидимому и протянула Константину на ладони футляр с кристаллом, который, должно быть, все это время сжимала в кулаке.
– Вот. Детям я уже все сказала. Отдай это Егору. Он тоже офицер, и все поймет правильно. Я в него верю. И в тебя. Не подведи меня, ладно?
Константин шагнул вперед, протянул руки, чтобы обнять, прижать, никуда не отпустить… но Мария резко отшатнулась.
– Не делай этого. Если ты меня обнимешь, я могу вспомнить, как хороша жизнь. Вспомнить – и испугаться того, что предстоит сделать. А пугаться мне никак нельзя, согласен?
Признав свое поражение, мужчина отступил на задний план. Великий князь с церемонным поклоном принял кристалл. Полковник пожал руку коллеге‑офицеру. Наследник престола, задержав ладонь дамы в своей, мимолетно прикоснулся губами к кончикам пальцев и с отчетливо различимой кровожадностью пообещал:
– Я найду того, кто заварил эту кашу. Найду – и прикажу казнить мерзавца у постамента твоего памятника.
– Не вздумай! – взвилась Мария. Мелькнувшая было в глазах обреченность сменилась искренним возмущением. – Еще не хватало!
– Казнить? – уточнил Константин.
– Памятники ставить! Только попробуй – и в императорском дворце Новограда появится привидение. Без мотора. Дикое и вряд ли симпатичное.
Она уже почти смеялась. Истерикой, кстати, в воздухе и не пахло, разве что – здоровой, веселой злостью.
– Точно появится? – Константин чувствовал, как откуда‑то изнутри поднимается почти непреодолимое желание сделать что‑то наперекор. Марии, самому себе, Судьбе…
– Точно! – подтвердила она.
– Тогда я поставлю пять памятников. Или десять. Чтоб уж наверняка. И твое привидение займет должность моего личного помощника. Благодать‑то какая – ему ж ни жалованье платить не надо, ни на отдых пинками загонять…
Она хотела что‑то ответить, даже набрала полную грудь воздуха для длинной и наверняка весьма экспрессивной тирады, но тут дверь кают‑компании приоткрылась ровно настолько, чтобы внутрь пролезла голова Терехова.
– Ну что еще?! – рявкнула Мария, которая, должно быть, испытывала сейчас потребность оторваться хоть на ком‑то.
– Маяк! – почти прокричала голова. – Маяк на сканерах! Рыжий вниз помчался, ловить будет, а вас просил помочь ему маневром, никому больше не доверя… а, ч‑черт!
Глава 13
2578 год, август.
– Интересный подход, – задумчиво проговорил Константин. – Признаться, посмотреть на феминизм с такой точки зрения мне в голову не приходило.
– Не только тебе, – проворчала Мэри, прикидывая, как бы половчее перейти к следующему пункту.
Однако собеседник не дал ей такой возможности, задав вопрос:
– Извини, но я пока не понимаю, почему ты говоришь о том, что мужчины что‑то там получили от феминизма? Да еще и больше, чем рассчитывали?
– А ты подумай, Кот. Подумай. Права – штука хорошая, но они всего лишь производная от обязанностей. Получив мужские права, женщины были вынуждены принять на себя и мужские обязанности тоже. В значительной степени освободив от них мужчин. К их полному – поначалу – восторгу. Кто ж откажется от уменьшения нагрузки? Опасность этого уменьшения разглядели далеко не сразу. Очень долгое время никому не приходило в голову связать возложение на женщин мужских изначально обязанностей по созданию и поддержанию материального благополучия семьи с резко возросшим числом разводов. Дальше – больше. Очень быстро (в историческом масштабе, конечно) многие до сего момента незыблемые нормы мужского поведения, как‑то: уступить женщине место в общественном транспорте или придержать перед ней тяжелую дверь – становятся в некоторых странах юридически опасными. Вывод был сделан мгновенно: не будь мужчиной – не попадешь под суд! А под суд‑то никому неохота. И начинается деградация. Деградация мужчин как сильного пола. Впрочем, женщины тоже получили больше, чем рассчитывали, и не совсем то, что предполагали изначально. Или – совсем не то. Формально феминизм освободил женщин. На практике же произошло прямо противоположное, ведь женские обязанности никто у женщин забирать не спешил. Что вполне естественно: мужчины‑то за женские права не боролись. Женщина может все сделать сама? Так пусть сама и делает!
Коммуникатор был предусмотрительно включен на запись, дома можно будет проанализировать и отшлифовать сказанное. Основной претензией Мэри к феминизму и феминисткам был постулат, что «женщина может все то же самое, что и мужчина, несмотря на то что она женщина». Доказательства «от противного» кадета Гамильтон раздражали еще в Звездном Корпусе. Что же касается капитана первого ранга Корсаковой, то она без тени сомнения полагала, что всего, имеющегося в ее распоряжении на данный момент, она добилась благодаря тому, что она женщина. Благодаря, а не вопреки. Она вполне успешно играла в мужскую игру. На мужском поле. По мужским правилам. Играла – и выигрывала. Вопросы?!
– Кстати, когда феминистки кричат о том, что женщин, мол, не пускают в политику, никто не учитывает почему‑то, что для занятия политикой нужны время и силы. А после того, как Бетти Смит, или Изабель Форжеронье, или Лиза Кузнецова… не суть важно… выполнит в течение полного рабочего дня все свои мужские обязанности по снисканию хлеба насущного, а по возвращении со службы выполнит все свои женские обязанности по ведению дома и воспитанию детей, ей не до политики. Выспаться бы.