…Сенсация! Кристофер Гамильтон записал в бортовом журнале чистую правду! Таинственный сфероид существует! Мэри Александра Гамильтон ап Бельтайн реабилитирует своего далекого предка! Смотрите Планетарные новости Бельтайна!..
– …Что вы почувствовали, мэм, когда увидели сфероид и услышали его характеристики?
– Потрясение, Дэйв. Не находись я в тот момент в ложементе первого пилота, не исключено, что дело закончилось бы обмороком. А еще мне невыносимо захотелось как следует выругаться. Это, однако, проделал за меня премьер‑лейтенант О'Нил. И проделал не менее виртуозно, чем ремонт всего, что поддавалось ремонту на борту „Москвы“.
– Вы довольны кораблем и экипажем?
– Довольна – это еще слабо сказано. Я бесконечно благодарна тем, кто построил этот прекрасный, сильный и, главное, прочный корабль. Что же касается экипажа, то мне досталась уникальная команда истинных профессионалов. Хотя „уникальная“ – неправильное слово. Во флоте Российской Империи других попросту нет.
– Но надо честно признать, что им достался уникальный командир!
– Дейв, кораблевождение вообще, и в особенности боевое – командный вид спорта. Как бы ни был хорош командир корабля, он ничто без экипажа. Короля играет свита.
– Что вы думаете о Кристофере Гамильтоне?
– А что я могу о нем думать? Я никогда не считала своего предка сумасшедшим. И будучи кадетом Звездного Корпуса по мере сил старалась пресекать попытки окружающих считать его таковым. Оболганный близкими потомками и почти забытый дальними, Кристофер Гамильтон…
– …даже из могилы сумел поставить на своем?
– Спасибо, Дейв. Удивительно точная формулировка…
…„Мининская“ эскадра Экспедиционного флота Российской Империи, в рекордно короткие сроки прибывшая на помощь крейсеру „Москва“, осуществляет эвакуацию личного состава корабля. Вы можете видеть, как торжественно встречает контр‑адмирал Николай Аракчеев своего главного пассажира. До конца этой истории еще далеко, но первая ее часть завершается вполне благополучно. С вами был Дейв Карнеги, смотрите Планетарные новости Бельтайна!»
Мэри нехотя поднялась из ложемента. В рубке уже никого не было, только Кобзарев нетерпеливо мялся в дверях. Каперанг украдкой вздохнула, провела кончиками пальцев по пульту и подголовнику ложемента, потом решительно встряхнулась и направилась к выходу.
Арсений Павлович сделал было попытку пропустить ее вперед, но искреннее недоумение на женском лице заставило его вспомнить, что помимо правил приличий существуют еще и флотские правила. Все верно, командир покидает свой пост последним.
Основная часть ходовой вахты ушла вперед, но Кобзарев пристроился рядом с медленно идущей Мэри. Откашлялся.
– Слушаю вас?
– Извините, Мария Александровна, но у меня создалось впечатление… еще раз извините… что вы… как будто прощаетесь?
Она на ходу слегка пожала плечами.
– Прощаюсь, Арсений Павлович. Без всяких «как будто». Что‑то подсказывает мне, что «Москва» – последний корабль, которым мне довелось именно командовать. Не исключено, что в почетные командиры какого‑нибудь борта меня засунут…
Голос Мэри помимо ее воли начал сочиться ядом, и она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе подобающую невозмутимость.
– А вы не хотите быть почетным командиром? – Кобзареву действительно было интересно.
Несколько суток общения с графиней Корсаковой в ее ипостаси командира корабля породили некоторое количество вопросов, ответов на которые он пока не знал, и теперь пользовался случаем. Возможно – последним. Где он, Кобзарев, неплохой офицер, но и только – и где личный помощник великого князя?!
– Не хочу. Правда, не хочу. Я всегда хотела летать. Ну, это генетическое, наверное, плюс соответствующее воспитание. Летать и командовать – в бою. А почетный командир… глупости все это. Милостыня.
– Ну, вы как скажете… – растерялся кап‑три.
– Знаете…
Мэри вдруг захотелось просто поговорить. Тем более что с общего молчаливого согласия к стыковочному шлейфу они именно шли, пренебрегая скоростью и удобством каров.
– Я ведь в имперском флоте оказалась почти случайно. На меня после Бельтайна и пары не слишком интересных эпизодов вполне серьезно положила глаз СБ. Но политическая составляющая разборки при Кортесе потребовала, чтобы корветами эскорта командовал русский офицер. Ну, мне и шлепнули приказ задним числом, сделали капитаном третьего ранга. Благо подданство к тому моменту я уже приняла, и дворянство его величество подтвердил, вместе с отцовским титулом. И вот тогда… Возможно, это прозвучит глупо, но у меня появилась мечта: дослужиться до адмирала. На Бельтайне ничего подобного мне не светило, у нас старше капитана никто не поднимается, и майор‑то мой беспрецедентен. И ведь были предпосылки, были! По итогам Кортеса – «Анна» и кап‑два, после Соколиного Глаза – «Владимир» и кап‑раз. Лихой рывок, конечно, но я ж до Империи двенадцать лет только и делала, что дралась; учли, наверное. В общем, всего ничего оставалось, еще бы чуть‑чуть… но я вышла замуж. И стала адмиральшей. Такой вот кукиш от Судьбы: хотела – адмиралом, а стала… Самое смешное, что «превосходительство»‑то из меня получалось при любом раскладе. Что так, что эдак. Как меня попервости бесило это «превосходительство», кто бы знал… потом притерпелась, конечно. Давайте‑ка поспешим, совсем отстали.
Она передернула плечами и зашагала быстрее, и Кобзареву ничего другого не оставалось, как тоже прибавить шагу. Но коридора и переборок он почти не видел, занятый распределением услышанного в голове.
Вот, значит, как. Многие из его знакомых женщин десяти лет жизни не пожалели бы, чтобы стать адмиральшами. Но, как в очередной раз выяснилось, Мария Корсакова – не многие. Ей, видите ли, мало быть «превосходительством» по браку. Она по праву хочет. А ведь, кстати, не исключено, что… он торопливо прикинул варианты.
Каперанга она получила больше десяти лет назад. Факт? Факт. С действительной не увольнялась, просто ушла в отпуск по семейным обстоятельствам, а потом вернулась. Факт? Факт. Конечно, налет маловат… просто‑таки никакой налет… но и обстоятельства исключительные. За такой рейд, как этот, звездопад должен быть тот еще. Неужели командира корабля обойдут? А ведь могут, не любят Марию Александровну в Адмиралтействе. Но и «рука» у нее такая, что… ага, а она опять возьмет, да и решит, что это – милостыня. Поди пойми женщин.
А предположим – не обойдут? Дадут контрадмирала? Визгу будет – мама дорогая! Есть ведь еще одна тонкость, которую госпожа Корсакова не может не учитывать. В рубке‑то ее мало кто видел. А при дворе много кто. Как пить дать решат, что новые погоны ей в постель великого князя подали, вместе с утренним кофе. И его высочеству не к лицу, и ей пощечина. О‑хо‑хо…
Капитан Рокотов остановился перед дверью дортуара, зачем‑то оглядел пустой коридор и бесшумно проскользнул внутрь. Прикрыл створку, отсекая скудный свет. Прислушался. Прохладная темнота просторной комнаты с высоким потолком была наполнена уютным сопением десятка мальчишеских носов.
С полминуты он позволил себе просто постоять, наслаждаясь сонным покоем вокруг. Улыбнулся.
Никто не подходит ко сну так основательно, как дети и подростки. Они спят серьезно и вдумчиво, словно выполняют ответственную работу, да так оно, собственно, и есть. Где же взять силы на дневные нагрузки, как не во сне? Так что спать по ночам – прямая обязанность любого кадета.
В этом помещении, правда, кое‑кто своими обязанностями откровенно манкировал. В общий фон диссонансом вплетался шелест излишне ровного, выверенного дыхания. И, пожалуй, не одного.
Рокотов уверенно двинулся на неправильный звук. Остановился в изножье двух коек. Покачал головой. Егор Корсаков и Илья Старовойтов притворялись отлично. Просто замечательно притворялись, но провести офицера‑воспитателя было не так‑то легко. Как‑никак, не первую группу ведет, научился.