Фильм «Увидеть свет» поможет ей расправиться со всеми врагами. Но сам фильм выживет. Сейчас он немного болен. Когда же придет время прибегнуть к лекарствам, Джейк Келлер и Дэвид Таубер окажутся рядом и сыграют роль доктора. Они спасут картину, вернут ее на рельсы, по которым она покатится на всех парах к потрясающему успеху.
Роксана глубоко вздохнула, втянув в легкие густой аромат тропиков. Надо вернуться в отель, посмотреть, не болтается ли там Сэм, который может дать ей некоторое физическое расслабление. Забавно наблюдать, как он тонет в ее чарах, но если честно, он доставляет ей невероятное удовольствие. Он достаточно хорош даже для того, чтобы изгнать из памяти неудачу с Заком. Но ведь нет ничего опасного в том, что она начинает к нему что-то чувствовать. Не так ли?
Возвращаясь к отелю по пустынному песчаному берегу, супермодель, как бы со стороны наблюдая за собой, проверяла свои чувства, словно была объективным сторонним свидетелем. Для нее это единственный способ выжить. Надо уметь отстраниться, чтобы никто не тронул суть, не мог совершить насилие над тобой Она уже страдала однажды и никогда больше не позволит случиться ничему подобному.
Роксана прекрасно отдавала себе отчет, что людей вроде Келлера и Таубера она презирает. Это шакалы, беспринципные, жадные, которые питаются отбросами; они очень эгоистичны, жестоки и хитры Именно благодаря этим качествам они имеют то, что имеют. Сэм, ее Сэм, совсем не такой. У него есть принципы. Да, он тщеславный, жесткий, но не безжалостный. Не жестокий. Он сильный, смелый, он играет с открытым забралом Ему можно доверять. Его она не презирает. Но он не нравится ей, и она хочет ему мстить… Он публично оскорбил ее, заставил подчиняться.
Ну что ж, надеялась Роксана, он испытал удовольствие от своей власти. И хватит. Сэму Кендрику пора заплатить за это, и очень, очень дорого.
Шагая через сад к отелю, она размышляла. Ее сердце должно остаться крепостью. Сэм Кендрик не найдет пощады.
— Есть же какое-то объяснение, Том. Должно быть.
— Недостаточно убедительное.
Кулак Голдмана опустился на стол, сердитое лицо раскраснелось от ярости.
— Ты утвердила бюджет фильма, ты согласилась с выбором трех мест съемок, которые оказались никуда не годными, ты использовала свою власть, настояв на выборе актеров, и выбор этот оказался неудачным. С самого старта проекта ты взяла на себя роль продюсера.
— Спасибо за напоминание, — холодно ответила Элеонор Маршалл.
Она стояла перед столом своего босса статная и безупречная, в брючном синем костюме; платиновое обручальное кольцо блестело на четвертом пальце левой руки.
— «Увидеть свет» должен был возродить нас. А теперь все летит к черту, в корзину! Наш рывок в Нью-Йорк ради спасения проклятой студии тоже был сделан в расчете на этот фильм…
— Мой рывок.
— О да. Твой рывок. Правильно. И твой фильм. Твой выбор актеров. Твои ошибки!
— Том, если ты помнишь, Роксану Феликс не я пригласила.
— Я помню твою подпись под документом, подтверждающим, что она взята на роль.
Элеонор отступила. Лицо ее потемнело.
— Так ты снимаешь с себя ответственность, Том? Это ты хочешь сказать?
Голдман помолчал и глубоко вздохнул.
— Слушай, Элеонор, правление знает о наших проблемах на съемочной площадке. Не смотри на меня так. Говард Торн требует объяснений.
Элеонор почувствовала, как страх стискивает сердце.
Боже милостивый, почему именно Говард Торн? Торн — один из акционеров, а если точнее, у него пятнадцать процентов. Он больше всех будет жаждать крови, если все пойдет не так. И чьей крови? Уж явно не Тома Голдмана. С ним она уже сталкивалась. Довольно жадный до славы, когда дела идут хорошо, Том уносил ноги от проблем с бюджетом так быстро, как только мог. И если понадобится свалить с себя ответственность за Роксану Феликс, он так и сделает.
Похоже, момент, которого она всегда боялась, наступил. Тому Голдману придется выбирать — уволить ее или оставить. Но если он ее оставит, то поплатится собственной карьерой.
Видимо, в Голливуде именно так кончается всякая дружба. Полным разрывом ради собственного выживания. Значит, пятнадцать лет их дружбы ничего не значили для Голдмана? Убить или быть убитым?
— Ты говоришь, — медленно повторила она, — ты мог бы солгать, что поддерживал утверждение Роксаны Феликс на роль?
Том Голдман посмотрел на нее тяжелым взглядом.
— Вот что я говорю, мадам: если ты хочешь остаться президентом студии, тебе лучше решить все возникшие проблемы. И как можно скорее.
Элеонор повернулась и молча вышла из его кабинета.
Том Голдман смотрел ей вслед. Когда она исчезла в коридоре, он упал в кожаное кресло в полном отчаянии. Он злился на Элеонор как никогда.
Кстати, только так он мог маскировать свои чувства к ней. Это было необходимо. Потому что она принадлежит Полу Халфину. Потому что он зачал ребенка с женщиной, которую, теперь он хорошо понял, совсем не любит. Может, она ему вообще не нравится, но именно она будет матерью ребенка, за которого он несет полную ответственность.
Та ночь в Нью-Йорке показала Тому, что такое настоящая любовь и неподдельная страсть. Теперь с Джордан ему даже трудно возбудиться. Он делал вид, что причина в ее беременности, но вряд ли она верила… А в это время студия и фильм, его большая светлая надежда, шли ко дну.
Все превращается в пыль. Вся его жизнь — в пепел. И что хуже всего, он ведь испытал, что такое иметь все, правда в течение лишь нескольких прекрасных часов…
Слишком поздно. Ты слишком опоздал.
— Уволь ее. — Раздраженный голос Фреда Флореску дошел до Сэма Кендрика, пробившись сквозь толщу других мыслей. — У тебя есть на это право, Сэм. Ради Бога. Позвони Элеонор Маршалл, и пускай она сделает это.
— Слишком дорого на этой стадии, — сказал Кендрик.
Глаза его все еще были прикованы к просмотровой комнате. Он только что увидел отснятый материал и понял: фильм еще можно спасти. Пока.
Если ничего больше не случится.
Если он сможет убедить Роксану продолжать работать.
Если актеры на второстепенных ролях подтянутся и соберутся.
В общем, слишком много если, думал Кендрик. Но он просто не мог, был не в состоянии согласиться на другой вариант. Она была как наркотик. Он привык.
— Может, нам тогда подумать об увольнении Мэри или Сета? Или обоих? — предложил агент. — Я знаю, они мои клиенты, но играют не очень. А кадры с Роксаной прекрасные.
— Да, мы от нее получили то, что надо, — согласился Флореску, проводя ладонью по лбу. — Но этого, черт побери, мало. Сперва, когда я готов был заменить эту суку, она стала лучше работать, а теперь, когда мы зашли слишком далеко со всеми изменениями в сценарии, она снова валяет дурака.
— Мэри и Сет стараются изо всех сил, — тихо заметил из своего угла Зак Мэйсон. — Она их специально смущает.
Мешает играть. Я сам видел несколько раз на съемочной площадке.
— Мешает играть? Не кажется ли тебе, что это звучит несколько мелодраматично? — спросил Сэм. — Это съемки фильма, а не визит Кеннеди в Даллас.
Мэйсон пожал плечами:
— Сэм, я видел сам.
— Я попрошу Дэвида еще раз поговорить с ней, — пообещал Кемдрик, вставая. — И займусь Сетом, Мэри и Джеком. Они мои клиенты, может, я смогу их припугнуть, пускай сами решат свои личные проблемы.
Но как бы спокойно он ни произносил это, Сэм внутренне поморщился от собственной лжи. Потому что личная проблема спала с ним, и он это понимал.
Околдован.
Это слово плавало у него в мозгу, оно отпечаталось не только в сознании, а внедрилось гораздо глубже. Оно являлось символом счастья, нирваны, в которую он впадал с ней. Кендрик лежал на двуспальной кровати в номере Роксаны, чувствуя себя так, как давно не чувствовал. Он начинал заниматься с ней любовью медленно, потом все больше возбуждаясь. Она терлась о его кожу, концы блестящих угольно-черных волос щекотали его, прикасались к его возбужденной плоти. Сухими горячими губами он прикусывал ее соски, а она массировала его мошонку… Он уже был готов, испытывая почти боль от нетерпения. Потом она сползала с него, вставала на стройные колени, приникала ртом между ногами Сэма, и ее красивые красные губы ритмично двигались вверх-вниз, замирая на секунду, ее розовый язычок возбуждающе полз по всей длине его плоти, до самого основания… Ему казалось, он сходил с ума, когда смотрел на ее красивое лицо с таинственной улыбкой. Схватив свою маленькую ведьму под мышки, он клал ее на живот поперек кровати, убеждался, что она готова, и начинал дразнить, прижимаясь возбужденной плотью, проникая пальцами во влажные глубины, доводя до последней черты, пока она не начинала выть, целовать его руку, торопя и моля об облегчении. С невероятным ощущением мужской силы, распиравшей его вены, он соглашался и глубоко впивался в ее бархатное тело, давая обоим насладиться невероятным оргазмом. Таким, на какой он был способен в семнадцать лет. Сэм чувствовал, как стройное тело любовницы бьется под ним. А потом, свернувшись, она голая лежала в его объятиях. Как котенок. Ее маленькое совершенное тело отдыхало. Голова покоилась у него на плече, он даже не мог дышать от обожания, он хотел ее защищать от всех и всего на свете.