Она вцепилась пальцами в его темную гриву, когда он наклонился к ней. Его язык лизал ее соски; она снова застонала, чувствуя теплый прилив между ногами, а потом задрожала. Он лизал грудь, пупок, крепко держа Меган. И наконец — о Боже, это было совершенно невероятно! — он добрался до интимного местечка, его губы приникли к нему, и Меган унеслась с этой земли, из этих джунглей в другое измерение. Новые ощущения затопили ее, а вселенная сжалась до тела Зака, до его губ и рук, до его горячего дыхания.
Она вскрикивала от удовольствия, невыносимого и невероятного, она думала, что вот-вот кончит, взорвется, но именно в этот момент Зак отодвинулся и вошел в нее. Его плоть дрожала и пульсировала от жажды и страсти. Он был внутри ее, он любил ее глубоко, медленно, ритмично, удары становились все тверже и быстрее, он словно впивался в нее, она уже не могла ни дышать, ни думать.
Невероятно, разве может секс быть таким? И тут он добрался до самых ее глубин, куда еще не добирался никто, до какой-то тайной точки… Меган услышала свой крик, доносившийся словно откуда-то издалека, наслаждение затопило ее, голова пошла кругом, и весь мир раскололся на части, кости растаяли, тело тоже… Сладостная дрожь прошла по всем мышцам, по чреслам, икрам, спине, оргазм поднимался все выше, и Меган охватил невероятный восторг. Она лежала в горячем поту, в крепких и тесных объятиях любимого, глядя в волчьи глаза Зака.
Глава 33
Роксана Феликс была в осаде. В буквальном смысле слова. Репортеры шныряли повсюду: они запрудили дорогу перед домом, они кружили на вертолетах, пытаясь сделать снимки с воздуха. Скромная уединенная кофейно-белая вилла в марокканском стиле была предметом их охоты, они гонялись за добычей. Все отчаянно хотели фотографию, комментарий, а еще лучше — хотя бы кусочек отснятых пленок. Высокая живая изгородь частного владения шуршала от нарушителей, пытавшихся проникнуть сквозь нее.
За все возможные точки для обозрения на соседних высоких деревьях и каменных выступах шла настоящая война.
Роксана не осмеливалась даже выйти в спальню или выглянуть из окна: малейшее движение занавесей вызвало бы стрекот камер, щелканье затворов и слепящие молнии фотовспышек. Роксана Феликс стала скандально известной.
Падший ангел. Мадонна, оказавшаяся проституткой. Обожаемая супермодель, любовь Америки, робкая, скромная героиня журналов с миллионными тиражами оказалась проституткой-подростком и держательницей борделя, Америка и весь мир жадно облизывались. Да кто откажется насладиться таким блюдом? Ничего лучше, ничего интереснее не было после истории с Майклом Джексоном. Марисса Мэтьюз первая выступила со своей сенсацией, обнародовав неприятные детали, и нью-йоркское общество познакомилось с ними в среду за завтраком А через несколько часов про это напечатали все остальные, пуская слюни от зависти.
Были отданы приказы, и репортеры понеслись в Лондон, Париж, Мадрид, Сидней. Предлагались огромные взятки любому, кто заговорит. Старые клиенты, старые проститутки, старые школьные подруги — да любой! И вдруг знакомые — а их оказалось невероятно много — потекли таким потоком, что телевидение и газеты не могли справиться. Ее парикмахер. Ее нью-йоркский шофер. Секретарша ее бухгалтера в агентстве «Юник». Каждую минуту все новые репортеры подтягивались к вилле, запрятанной среди голливудских холмов.
Роксана сидела на стуле, который притащила в ванную, обхватив голову руками и слушая, как трезвонит телефон.
Она выбрала ванную, потому что это была единственная в доме комната без окон. Только здесь ее никто не мог увидеть. Она не отключала телефон и факс, чего от нее как раз ожидали, она не трусиха.
Итак, наконец это случилось, подумала Роксана. После стольких лет ее все же достали. Они узнали почти все. И в итоге ее слава, ее успехи, ее безопасность, обожание публики, ее крепость, больше похожая на замок, которую она воздвигала одиннадцать лет, тщательно выстраивая дюйм за дюймом, в течение считанных часов исчезли, испарились, как роса под солнцем.
Демоны вернулись. За ней. Она знала, конечно, что такой день когда-нибудь настанет.
Роксана сидела на стуле и раскачивалась, тихо напевая, словно колыбельную младенцу.
— Мистер Голдман, я думаю, вам это следует посмотреть.
— Сейчас, Марсия, мне надо позвонить в Нью-Йорк.
Том Голдман не скрывал нетерпения. Одно к одному!
Сначала исчезли Зак и Меган, потом пришлось решать, как лучше разделаться с Келлером, а стоило ему войти в кабинет, как он сразу обнаружил целую кипу розовых телефонных посланий от членов правления. Боже, подумал Том, опускаясь в черное кожаное кресло. Сукины дети, лучше бы они на самом деле продали компанию. Но не сейчас.
Потому что когда о происшествии с Заком Мэйсоном станет известно, репортеры набросятся на фильм, как голодные грифы, и акциям конец. Если именно теперь эти канцелярские крысы займутся продажей, они обнаружат, что «Артемис студиос» можно сбыть с рук за тридцать центов.
И, может, банку колы в придачу.
— Да, сэр, я знаю, — извиняющимся тоном настаивала секретарша. — Но вам действительно следует это просмотреть, прежде чем станете звонить кому-то.
Том взглянул на помощницу, прижимавшую к груди утренние газеты О Боже.
— Что-нибудь насчет Зака Мэйсона, Марсия? Да, лучше посмотреть.
— Не совсем, мистер Голдман, — осторожно сказала она, протягивая газеты.
Голдман почувствовал, как его нижняя челюсть отвисла от удивления.
«Нью-Йорк пост» поместила две фотографии Роксаны Феликс: улыбающаяся, уверенная, с лицом, за которое «Джексон косметике» согласились заплатить сорок миллионов долларов, и тонкая, как вафля, в мини-юбке, на гвоздиках-каблучках и в блузке с блестками, привалившаяся к стене парижского дома проститутка-подросток в совершенно откровенной позе. Набранный жирным шрифтом заголовок кричал: «Модель-мадам!» И внизу, курсивом:
«Сенсационная история Роксаны Феликс — от уличной проститутки до супермодели! Как подросток-проститутка из борделя превратилась в любимицу всей Америки?»
Боже! Голдман вынул «Нью-Йорк тайме»: «Почем леди-проститутка?» «Вашингтон пост»: «Принцесса моды — французская проститутка». «Лос-Анджелес гапмс»: «Кто она, настоящая Роксана?»
— Это последние выпуски, сэр, — сказала Марсия и тихо добавила:
— То, что не вошло в предыдущие.
— И все это прошло по радио и телевидению?
— Да, сэр. Я думала, вы слышали по радио в машине Голдман покачал головой. Сегодня утром он ехал в тишине, чтобы иметь возможность спокойно обо всем подумать.
Это были мои последние спокойные мгновения, понял Том.
— Никаких звонков в течение десяти минут, Марсия, о'кей? Я должен прочитать от начала до конца. Скажи всем, что я в пути, еду на работу.
Она кивнула. Вдруг Голдмана прошиб жуткий липкий страх.
Директора будут звонить. Директора правления забеспокоились…
— Погоди! Марсия! Дай мне Джоэля Стейнбреннера. Немедленно.
— О'кей.
Голдман повернулся в кресле, нервно забарабанил по столу красного дерева. Стейнбреннер тут же возник на другом конце провода.
— Джоэль, это Том.
Судя по голосу, его брокер был на грани истерики:
— Голдман, где ты, черт побери? У меня нет доверенности, а тебя нельзя отыскать. Я не могу ничего продать без твоих указаний! Ты понимаешь?
Том закивал. Боль схватила виски. Телефон в машине.
Впервые за многие месяцы он его выключил.
Черт побери! Почему именно сегодня? Почему все это произошло именно сегодня?!
— Да, я знаю. Какова обстановка?
— Акции идут вниз. Никто не может от них избавиться быстро. Я говорю тебе, идет, черт побери, свободное падение.
— Сколько мы уже потеряли?
Стейнбреннер негодующе хмыкнул:
— Твои бумаги усохли на восемьдесят процентов, но они потянут еще меньше, когда мне придется спустить все, что у меня на руках. Никто не хочет с ними связываться.