Он тяжело опустился в кресло.
- Мне очень не хочется говорить об этом, Элеонор, поверь. Но я должен. Мы работаем вместе столько лет. Так долго, что я обязан тебя предупредить. - Голдман тяжело вздохнул, ненавидя себя за то, что сейчас скажет. - Джейк Келлер собирается все твои решения по производству фильма разбомбить. Он хочет поднять вопрос о выборе съемочных площадок, о наборе актеров. Обо всем, что связано с фильмом "Увидеть свет". И для контраста предъявить записи, которые ты в свое время заставила его сделать по всем .спорным вопросам. У нас будут проблемы с этим фильмом, Элеонор. Если сейчас пойдут слухи, наши акции рухнут.
Студии конец. - Он посмотрел на нее и отвел взгляд. - Келлер говорит, у него есть детальный план завершения фильма при минимальных расходах. Но цена, которую он за это требует, - твое увольнение, о котором я должен объявить публично. Он хочет услышать это на сегодняшнем совещании.
Голдман остановился перевести дыхание. А почему он все это вот так излагает? Предполагалось, он должен сказать: Я намерен сделать это на сегодняшнем совещании. Мне очень жаль, но у меня нет другого выхода. А он сидит и подыскивает слова помягче, предупреждая Элеонор Маршалл о грозящем увольнении.
Ведь это его обязанность.
Другого пути нет. Во всем этом нет ничего личного. Так?
Элеонор посмотрела на него, и в ее сверкающих глазах он увидел спокойствие - ни тени паники. Он почувствовал, как его сердце сжалось от любви. Элеонор была сейчас такой же храброй, как и тогда, когда он впервые встретил ее пятнадцать лет назад. Он смотрел в те же самые глаза.
Теплые, яркие. Как в постели в Нью-Йорке, - полные всепоглощающей любви и страстного желания.
А сейчас он должен смотреть в глаза этой женщины, которая была его другом и партнером пятнадцать лет, и сказать ей, что она уволена.
- И что? Ты собираешься это сделать, Том? - спросила она спокойно.
На секунду Элеонор Маршалл задержала дыхание. Вот оно. Он собирался предать ее. Ради бизнеса. Ради своего места. Она понимала, что Алекс Розен может спасти ее карьеру, но он не сможет спасти ее любовь к Тому Голдману.
Когда она мысленно произнесла эти слова, с любовью было покончено.
Том Голдман посмотрел на Элеонор Маршалл и вдруг, против всякой логики, почувствовал, что огромный груз свалился с его плеч. Он не может этого сделать. Вот и все.
- Нет, - сказал он. - Нет. Я не собираюсь. Я не могу это сделать, детка. Правда, я не в состоянии помочь тебе.
Правление "Артемис" все равно выкинет тебя в мгновение ока, ноя не буду указывать тебе на дверь. Я первый подам в отставку. - Он пожал плечами. - В конце концов, в чем дело? Мы пришли вместе, и мы уйдем вместе.
Элеонор посмотрела на него, и необыкновенная волна любви захлестнула ее. Боже мой, подумала она. Если бы я помедлила еще хотя бы день, было бы слишком поздно.
Голдман не так понял ее молчание и ощутил укол боли и сострадания.
- Слушай, я на самом деле знаю, как тебе тяжело. Если хочешь от меня чего-то, скажи. Я сделаю все.
Элеонор покачала головой и улыбнулась.
- Том, извини, я думала о другом. - Она откашлялась, взяла лежавший перед ней список Алекса Розена и спокойно продолжила:
- А теперь дай-ка я тебе расскажу, что происходит на самом деле. Мой адвокат первым же самолетом вылетает из Нью-Йорка. Он будет здесь к ленчу. Так что ты сможешь все это просмотреть вместе с ним. Но я подумала сначала ввести тебя в курс дела. Во-первых, мой контракт как президента "Артемис" утверждает, что никто не может меня уволить без моего согласия до тех пор, пока компания не продана. Я предъявлю обвинения "Артемис" за то, что он передает мой фильм Джейку Келлеру и таким образом смещает меня. Суд согласится с моими претензия-. ми. Они вынуждены будут расторгнуть контракт, Том, а я намерена начать судебное дело против студии сегодня же.
И объявлю это на пресс-конференции.
- Элеонор...
Она подняла руку.
- Я еще не закончила. Меня нельзя уволить, пока я не получу три письменных предупреждения. А я ни одного не получала. Кроме того, меня должны вызвать на правление в Нью-Йорк. Этого тоже не произошло. И снова, если "Артемис" нарушит эти условия, я могу подать в суд. И еще - мне гарантировано право увидеть мой первый проект доведенным до конца и выпущенным в прокат. - Она спокойно улыбнулась. - Если помнишь, Том, ты сам посоветовал мне внести этот пункт в контракт. Видишь, они не могут поступить со мной так, как с Мартином Вебером. И Алекс Розен, мой адвокат, настаивает на этом пункте. Он говорит, что, если "Артемис" попытается нарушить его, мы можем выставить их на миллионы. Более того, это очень свяжет будущих владельцев студии.., если они захотят продать студию, конечно. - Элеонор похлопала длинными наманикюренными пальцами по листочку со списком Розена. - Том, это будет сенсационное судебное разбирательство. Я придам делу феминистскую окраску. Нация сможет увидеть, как Голливуд относится к женщинам - ко всем женщинам.
Не только к небольшой группе достигших высокого положения. Вспомни Дон Стил, президента студии "Парамаунт", которую выставили за дверь, пока она рожала девочку? Неплохо, да? Ну что ж, они могут даже не пытаться сотворить со мной такое. Или я заставлю всех держателей акций "Артемис" пожалеть о дне, когда они родились.
Том Голдман сидел, откинувшись назад, и смотрел на нее в полном шоке. Он открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но ни звука не слетело с его губ.
Наконец он с трудом выдавил:
- А как насчет плана Джейка по фильму "Увидеть свет"?
Мы ведь должны спасти фильм, Элеонор. Иначе потеряем сто пятнадцать миллионов долларов. И нам не выжить.
- А мы и не собираемся ничего терять. Я говорила утром с Фредом Флореску. Он сказал, через месяц все будет закончено. А то, что они сняли, просто божественно.
Том, давай-ка поговорим о мистере Келлере. - Она повернулась к своему кейсу, открыла его, вынула пачку бумаг и писем, присланных по электронной почте, и передала ему через стол.
- Это что такое? - спросил заинтригованный Голдман.
- Это копии оригиналов моих записей. В них указаны места съемок на натуре и разные производственные детали, которые мы приняли и утвердили. После того как я получила отчеты помощников.