Пока эти герои глазели на меня, нервно и неуверенно замахиваясь своими топорами, появился и вышел вперед Старк – с роскошными, спадающими на плечи волосами и в аккуратной, ловко на нем сидевшей форме современного военного пилота. Он вполне сознательно играл здесь главную, далеко превосходящую его возможности роль – роль ангела смерти из фильма о воздушном армагеддоне.
Он встал среди осколков цветного стекла и направил на меня винтовку, ежесекундно готовый послать в мое сердце вторую пулю.
– Ну да, Блейк, конечно же, ты жив. Я так и знал. – Старк говорил спокойно, почти даже мирно. – И уж, во всяком случае, ты не мертв – я видел эти глаза тогда, на берегу.
Было видно, что он не совсем еще уверен, что я утратил все свои силы, и питает некоторые надежды – а вдруг я сохранил их в количестве, достаточном для задуманных им телевизионных репортажей. Я попытался поднять руку, в знак прощения за то, что он меня застрелил, но не смог ею даже пошевелить. Вымпелы моей крови висели в нескольких дюймах над полом, в них все еще жил дух детей, которых я взял в себя.
Старк отвернулся от меня и взглянул на Мириам Сент-Клауд. Несмотря на желтый провал рта и мошек, обсевших ее закрытые веки, женщина, которую я любил, все еще присутствовала в бисеринках пота у края волос, родинке на левом ухе, шраме под подбородком, оставшемся у нее с детства. Руки Мириам были вскинуты к ране, она цеплялась за бурые потеки подсохшей крови, как невеста, нервно прижимающая к груди букет темных цветов, навязанный ей нежданным гостем.
Старк глядел на нее без малейшей жалости, с таким выражением, словно он спас шеппертонское небо от птицы, куда опаснейшей меня. Скорее всего, он убил Мириам из опасения, что она могла зачать от меня, а позднее – разрешиться от бремени жутким крылатым чудовищем, которое всех их уничтожит.
Старк сплюнул ей на ноги и повернулся к своим подручным:
– Ну, ладно, тащите его наружу. Только следите, чтобы вдруг не улетел.
Отважные шеппертонцы справились наконец со своим страхом, вынесли меня из церкви и взгромоздили на металлическую тележку, позаимствованную в супермаркете. Мы двинулись мимо киностудии – балаганные авиаторы и их мертвый коллега в шутовском птичьем наряде; вымпелы моей крови зябко дрожали в холодном утреннем воздухе. Старк ушел вперед, он непрестанно вскидывал свою винтовку на мрачные, умолкнувшие деревья, в надежде застать врасплох какую-нибудь неосторожную птицу. Затем этот борец с крылатой чумой бросился назад и оттолкнул от тележки старого вояку, который тыкал тростью мне в голову.
– Мы дадим тебе полетать, – пробормотал он враждебно, но, вроде бы, и с некоторым почтением. – Ведь ты же, Блейк, ты любишь летать. Я познакомлю тебя с дельтапланом.
Наш путь лежал мимо военного мемориала по опустевшим улицам. На мостовой валялись все еще дымящиеся лианы – обгорелые куски бикфордова шнура, наследство от команды подрывников, прочесавшей Шеппертон этой ночью. Главную улицу покрывал грязный ковер из тысяч увядших, раздавленных цветов; жалкие, со слипшимся оперением птицы лежали в подсохших лужицах собственной крови. Над городским центром все еще нависали исполинские руки баньяна, но кора на них была обуглена; между почерневших корней виднелись остовы дотла прогоревших машин.
Перед супермаркетом толклась довольно большая группа людей. Багровые от огня и бессонницы мужья воссоединялись с потрясенными женами, дети с родителями, все – одетые в дикую смесь каких-то случайных одежек, извлеченных из мусорных баков. Увидев тележку, они тут же бросились к ней – те же самые администраторы и продавщицы, которые несколько часов назад радостно парили вокруг меня в полумраке церкви.
Распатланная молодая женщина в измазанном сажей вечернем платье ударила меня по лицу жесткой, с острыми ногтями ладонью:
– Где Бобби? Ты украл моего сына!
Ей вторили и другие, выкрикивавшие имена своих исчезнувших детей.
– Он еще жив! Посмотрите на его глаза!
Старк отмахнулся от них стволом винтовки и покатил тележку к гаражу.
– Не трогайте его руки! Он же мертвый!
Они яростно топтали вымпелы крови, все еще тянувшиеся из моего раскрытого сердца, как неуверенно трепещущий хвост обессиленного воздушного змея. Старый вояка замахнулся на них тростью:
– Не смотри на меня, Блейк! Я вырву твои глаза!
Над архипелагом кухонной техники и спальной мебели гремел злобный, нестройный хор:
– Отрезать ему руки! И ноги!
– Отрезать ему член!
– Да, но только не трогайте руками!
Оплеванный с ног до головы, я сидел в тележке – большая облезлая птица – и беспомощно молчал. Старк смотрел на крышу гаража. Я знал, что он собирается сбросить меня оттуда на асфальт, в полной уверенности, что уж теперь-то я упаду. Разве придет ему в голову, что я выживу, даже если он сбросит меня со своего дельтаплана.
– Старк, он же нам здесь нужен, – запротестовал старый вояка, цепляясь за тележку. – Без Блейка нам никогда отсюда не вырваться.
Ладно, пусть они спорят. Мое сознание ускользнуло в кости и начало странствовать по темным аллеям обессилевшего тела. Змеиная слюна этих людей жгла мне щеки, кто-то дергал вымпелы, и они рвали мое изуродованное сердце. Я стал тряпичной куклой, меня шили моей собственной кровью руки грязных, издерганных женщин.
Когда я очнулся в следующий раз, Старк толкал тележку по главной улице. Мы свернули в один из мрачных переулков и проехали его до конца. По всему Шеппертону на заборах висели лохмотья крылатых карнавальных костюмов; казалось, что ночью над городом была разгромлена целая летучая армада. Бледные осунувшиеся люди жгли около своих дверей маленькие костерки из пальмовых листьев. Полуистеричные дети вырезали на обгорелой коре деревьев эротические лозунги.
Мы приближались к бамбуковому палисаду, за которым тянулось шоссе к Лондону и аэропорту. В непролазных прежде зарослях были выжжены широкие бреши. Соседняя деревня еще спала, но все же в некоторых ее окнах были видны лица людей, очень, наверное, недоумевавших, чего это толпа ряженых толкает с места на место бесчувственное тело крылатого человека.
Мы ринулись в один из проходов, но вскоре возбужденные крики подручных Старка начали стихать, и на меня снова накатило ощущение, памятное мне по первому здесь дню.
– Вперед! Главное – не отступать! Сегодня у всех нас будут брать интервью.
Шарахая меня время от времени по голове прикладом, Старк гнал вперед этих притомившихся администраторов вкупе с их женами и детьми, но те понемногу начинали спотыкаться и переходили на неохотный, по обязанности, шаг. Остановившись, чтобы перевести дыхание, они оглядывались на Шеппертон, который почти уже исчез из виду, отступил на много миражных миль назад. За недостижимой линией шоссе кирпичные домики деревни ушли на горизонт – дальняя перспектива на викторианской открытке.
Старк с ненавистью швырнул винтовку мне на ноги и развернул тележку назад.
– Хорошо, Блейк, пока что ты нас здесь удерживаешь, – пробормотал он мне сквозь зубы. – Но ничего, скоро ты у нас полетаешь для телевизионных новостей.
Следующий час мы метались по Шеппертону, по искалеченным, но все же выжившим джунглям. Почти без сознания я сидел в магазинной тележке, а вконец измученные горожане гоняли ее с места на место. Направляемые и воодушевляемые Старком, они подошли к автозаправочной станции, расположенной в какой-то сотне ярдов от шоссе, и очертя голову бросились через пустырь, отведенный для стоянки машин. Подбадривая себя хриплыми криками, они рвались вперед – занюханная легкая бригада,[9] толкающая перед собой тележку – таран, которым они надеялись проломить невидимую стену, возведенную мной вокруг Шеппертона. Но уже через несколько секунд они устало тащились по небывалой, огромной, как Сахара, автостоянке. Усыпанная шлаком площадка уходила за горизонт, стоявшие на ней машины были разделены пустыми промежутками во много миль.
9
Аллюзия на знаменитое стихотворение Альфреда Теннисона «Атака легкой бригады», в котором прославляется героическая, но совершенно бессмысленная атака английской бригады легкой кавалерии на русские позиции под Балаклавой во время Севастопольской войны.