Эрик Нёвэ, автор вышедшей в 1985 году работы «Идеология в шпионском романе». Он констатирует, что «шпионский роман» — наиболее обесцененный сектор второстепенной, вроде «поларов», литературы». Рассматривая развитие этого «жанра», исследователь находит его истоки в Англии и США. С 1930-х годов «жанр» начинает акклиматизироваться во Франции: романы Шарля-Робера Дюма и Пьера Нора. Но расцвет его падает во Франции на конец сороковых годов. 1945 год — время создания «Черной серии», 1949-й — серии «Черная река». «Атмосфера «холодной войны», — делает вывод Эрик Нёвэ, — не чужда успеху этой продукции». Необходимо напомнить, что подавляющая ее часть имела клеймо «made in USA». Это чтиво несло «утробный антикоммунизм, расизм, политические предрассудки, социальные карикатуры», — я цитирую «Монд». К середине 60-х годов, когда начался процесс разрядки международной напряженности, сбыт этой оголтелой макулатуры упал, по подсчетам Э. Нёвэ, на 50 процентов. Ее потеснили другие разновидности «массовой литературы».
Нужно было срочно обновить устаревшие рецепты шпионского романа, за что и взялись такие его новые асы, как Жан Брюс, Клод Ранк, Жерар де Вилье, Ф. Шабрэ и писаки рангом поменьше. Теперь супермены должны были спасать ценности «свободного мира» не только от «красных шпионов» и «советской угрозы», но и от «подрывных элементов, которые процветают на Западе», как писал Ж. Брюс. «Антикоммунизм соприроден этой литературе», — заключает Э. Нёвэ. Жерар де Вилье расписывал «нужду» и «ужасы» жизни в социалистических странах; Жан Брюс, до смерти перепуганный процессом деколонизации, ратовал за дипломатию канонерок; Ф. Шабрэ избрал специальностью обличение протестующей западной молодежи, «возбужденной, распутной, фанатичной, напичканной наркотиками». До примитивизма упрощенные политические схемы шпионского романа à lа Жан Брюс или Жерар де Вилье обильно сдабривались стрельбой, сексом, автопогонями, всем тем, чем сейчас развлекают потребителя «неоспоримый принц «полара» Жан-Пьер Маншетт и великое множество его коллег.
Правда, между шпионским романом и «поларом» существует разница, которая обусловлена эпохой. «Массовая литература» — своеобразный, но очень чуткий барометр социальных настроений. Она преследует две цели — сбыта литературного товара и придания ему новой идеологической упаковки. В атмосфере глубочайшего социального, нравственного и культурного кризиса буржуазной цивилизации почти невозможно поверить в белозубого, шикарного, неотразимо привлекательного супермена, который незыблемо убежден в устоях «свободного мира» и западной демократии. Естественно, что «героем», точнее — антигероем «поларов» стал loser (проигравший), аутсайдер.
Не случайно, еще в 1978 году в журнале «Сюбжектиф» появился манифест «полара» — «Да здравствует бесчеловечная литература!» Посмотрим теперь, что за «борьбу», — против чего и кого, — ведет «бесчеловечная литература», которую так усиленно культивируют на Западе, в частности во Франции?
Персонажи «поларов» — фанатики разрушения и саморазрушения, абсолютные нигилисты — отравлены насилием, проникшим во все поры западного общества. Но их бунтарство сводится к тому, что они отвечают на жестокость еще большей жестокостью. Что-либо изменить в жизни они бессильны. Герои романа Филипа Кония «Ледяное лето», потерянные, безвольные, обреченные на одиночество люди, ждут «страшного милосердия» убийцы, который освободит их от груза страданий. Все, что бы они не предпринимали, неизбежно завершается неудачей. В «поларе», пишет Делу, «звучит исполненный отчаяния блюз потерянных поколений и неудавшихся судеб». Жан-Патрик Маншетт признается: в этих романах нет или почти нет положительных героев, кроме «частного сыщика». Мне больше всего нравятся «полары», чьи герои попадают в ловушку, оказываются под прессом жизни, чьи судьбы нелепо ломаются и плохо кончаются.
«Диснейлэнд — аллегория общества потребления, это место, где абсолютно господствует не только образность, но и полная пассивность. Посетители Диснейлэнда вынуждены вести себя подобно установленным там автоматам. Диснейлэнд — Сикстинская капелла той Америки, которую мы видели во время поездки по этой стране».
«Нувель обсерватёр», Франция
Ален Дюгран пишет в «Монд», что эти романы оказались «провидением для маргинальных слоев молодежи с крайне низким уровнем зарплаты». В качестве «настольной книги» нынешней молодежи он называет «полар» Фредерика Фажарди «Убийцы полицейских». Это поистине омерзительный образчик «бесчеловечной литературы». Герои этой книжонки — убийцы и каннибалы. Вот еще пример — «полар» Жозефа Бьяло «Салон кровопускания», со страниц которого буквально сочится кровь. Маньяк-садист изощренно одного за другим убивает оптовых торговцев в каком-то районе Парижа. Предшественник сегодняшних авторов «поларов» романист Лео Мале (родился в 1909 году) почти сорок лет назад поставил эпиграфом к своему роману «Жизнь отвратна» слова легендарного преступника прошлого века Ласенэра: «Отныне моя жизнь стала долгим самоубийством». Восторженный почитатель творчества Лео Мале, не раз здесь цитировавшийся критик Ален Дюгран, восклицает в «Монд»: «Жанр «полара», во всяком случае, приобрел стиль, эстетику». Но он забывает, что давным-давно всю проблематику и эстетику авторов столь почитаемого им «полара» резюмировал в двух словах главный человеконенавистник французской литературы XX века Луи-Фердинан Селин, который назвал жизнь «смертью в кредит».