И сразу же к Крамеру повалила целая толпа фенрихов, которые пришли к нему просить увольнения в город. Вслед за Меслером появился Вебер, который в тот вечер взял на себя обязанности судьи. Вместе с ним пришел Бемке, который пока еще не догадывался, о чем именно идет речь, и которому, однако, была отведена роль эксперта. Вместе с Хохбауэром появился Амфортас, который, так сказать, намеревался ассистировать своему другу по духу. Вслед за ними к Крамеру повалили остальные фенрихи, а таковых набралось восемь человек.
Крамер сначала заколебался, но, поскольку он уже дал увольнение Меслеру, ему было неудобно отказывать другим. Сам же он, как и Редниц, намеревался выйти из игры.
Вначале все происходило довольно просто, как и обычно в таких случаях. Хохбауэр надеялся на собственный авторитет. Он наслаждался уважением коллег, которые окружали его.
Договорились, что, разбившись на небольшие группы, они будут дожидаться остальных перед зданием городского дома культуры, в котором проходил какой-то вечер. По мнению опытных «наблюдателей», вечер этот должен был закончиться где-то около половины девятого, а после вечера девушки толпой вываливались на улицу, и между ними должна была быть и жертва пари фенрихов — Мария Кельтер. Как только она появилась, согласно договоренности начал действовать Вебер, который сразу же пристал к малышке, что ему всегда обычно удавалось. Затем к ним подошел Хохбауэр, заговорил с Марией и взял ее под свою защиту.
— Благодарю вас, — сказала ему Мария Кельтер. — Вы были очень любезны.
— Это моя святая обязанность, — поспешил заверить ее Хохбауэр с самым серьезным видом. — Я должен извиниться за этого человека, который к тому же является моим другом. — Эта формулировка тоже подействовала убедительно. — Могу я вас проводить немного?
— Конечно, — произнесла Мария голосом, который свидетельствовал о том, что она покраснела, но улицы были не освещены, и этого нельзя было заметить.
Следующая остановка предусматривалась в кафе «Попп», которое попросту называли кафе «Пуфф». Войдя в кафе, Хохбауэр уселся вместе с Марией за столик в углу, который для них заранее зарезервировал Вебер. Они заговорили о различных приятных вещах, и в девушке росло чувство восхищения этим красивым, элегантным фенрихом, для которого в данный момент, кроме нее одной, никого и ничего не существовало на всем белом свете. В кафе сидело еще несколько фенрихов, которые вели себя степенно и тихо. А когда Хохбауэр заказал две чашки чая, ему в чайной чашке вместо чая принесли для подкрепления сил и смелости чистого рома (это была помощь Вебера, который числился в кафе «Пуфф» завсегдатаем и потому мог использовать свои связи).
— Я почти совсем не хожу в питейные заведения, — доверчиво произнесла Мария.
— Это украшает вас, — заверил ее Хохбауэр и с радостью отметил для себя, что фенрихи, сидевшие за спиной Марии Кельтер, взглядами подбадривали его.
— Я больше люблю природу, — разоткровенничалась девушка.
— Я тоже, — подтвердил Хохбауэр, решив использовать предоставившуюся ему возможность. — Что может быть лучше прогулки на свежем воздухе? Даже сейчас, зимою, вы не находите?
Мария Кельтер была согласна с ним. Девушка не заставила себя долго упрашивать и сразу же последовала за Хохбауэром, чтобы вместе с ним насладиться ночными прелестями природы. Она бросила радостный взгляд на своего высокого стройного провожатого, который к тому же вел себя на удивление по-рыцарски. Она с гордостью шла рядом с ним.
Еще одна остановка была сделана Хохбауэром в городском парке, где среди кустов уже спряталось несколько фенрихов. Вебер первым из них бесшумно пробрался поближе к памятнику жертвам минувшей войны, где уже находился Хохбауэр с Марией. Место это было хорошо известно фенрихам и по субботам использовалось ими для своих нужд, поскольку ступеньки и колонны могли служить удобными точками опоры.
— Пожалуйста, не надо! — неожиданно запротестовала Мария, а затем со смущением и удивлением добавила: — Вы не должны этого делать!
— Именно это-то он и должен сделать! — тихо шепнул Вебер Бемке, который находился рядом с ним, уставившись в ночную полутьму. Он услышал несколько обрывочных слов, хотя саму пару не видел.
А в этот самый момент Хохбауэр не без труда усадил девушку на каменную ступеньку, и они совсем скрылись из виду.
— Что там происходит? — взволнованно спросил Бемке.
— Отгадай, даю тебе три минуты, — прошептал Вебер.
— Он не должен этого делать! — Бемке был вне себя. — Девушка защищается, разве ты не слышишь?
— Чепуха все это! — спокойно проговорил Вебер. — Все они первый раз делают вид, что защищаются! Это уж так положено. И эта крошка нисколько не лучше других. При этом она вовсе не подозревает, что Хохбауэр с большим удовольствием заменил меня.
— Все вы свиньи! — возмущенно бросил Бемке, дрожа от негодования.
— Ах, брось, мы мужчины, и об этом не надо забывать, — заметил Вебер.
Они сидели друг возле друга на солдатской койке: Эльфрида Радемахер и Карл Крафт, сидели в барачной комнатушке обер-лейтенанта. Трудно было что-либо возразить против визита возлюбленной, и потому дверь в комнату была заперта на ключ.
— Карл, — осторожно и нежно заговорила Эльфрида, — иногда, особенно в последнее время, у меня появляются самые глупые желания.
— Забудь о них, — посоветовал ей Крафт. — Рождественская ночь, в которую, как говорят, исполняются желания, только через три месяца.
— Я хочу, Карл, — продолжала Эльфрида, — чтобы мы как можно больше были вместе. Ведь я тебя люблю и хочу с тобой жить, и долго-долго, насколько это возможно.
— Эльфрида, скажи, разве я тебе когда-либо давал какие-нибудь обещания? — спросил Крафт серьезно.
— Нет.
— Разве я тебя хоть раз пытался ввести в заблуждение?
— Нет, Карл.
— Хорошо, Эльфрида. Здесь все ясно. Мы любим друг друга, но мы с тобой договорились никогда не думать о том, как долго будет продолжаться наша любовь. Она может длиться очень долго, но она может и кончиться в любой день. Какой-нибудь приказ, который, быть может, подписывается в данный момент, может разлучить нас. Однажды утром ты проснешься, а меня уже больше нет здесь. И такое может случиться даже завтра! Так давай же свыкнемся с такой мыслью и не будем больше никогда об этом говорить.
— Карл, и тем не менее все, может быть, не так сложно. Это твой первый выпуск, а ведь должно быть еще два или три выпуска, следовательно, в нашем распоряжении еще несколько месяцев. А во время такой войны — это бесконечно долгий срок, и это будет для нас счастливое время, Карл. Я хочу верить в это.
— Не делай этого, Эльфрида.
— Ты должен выполнять здесь свою работу! — возбужденно воскликнула Эльфрида. — Одно это обеспечит нам целых полгода, когда мы будем вместе. А вместо этого ты пускаешься в какие-то авантюры, за которые ты не можешь не нести ответственности, ты связываешься с людьми, отношения с которыми грозят тебе опасностью.
— Думаю, сейчас уже поздно, — спокойно произнес Карл Крафт. — Очень поздно, и тебе пора идти.
Эльфрида встала растроганная и ничего не понимающим взглядом уставилась на Карла. Она увидела, что он улыбнулся. Это была улыбка, которой Крафт пытался скрыть свою боль.
— Эльфрида, — начал обер-лейтенант, положив руку ей на плечо, — не пытайся ослу объяснять, что у того выросли чересчур длинные уши, не пытайся объяснять быку, что красный цвет — это цвет дружбы. Скорее тебе удастся сделать то и другое, чем отговорить меня от того, что я задумал.
Крафт помог надеть Эльфриде пальто, надел шинель, открыл дверь и вывел возлюбленную в коридор. И остановился, освещенный матовым светом электролампочки: перед ним словно из-под земли появился фенрих Редниц. Он отдал офицеру честь.