«Влечение полов, — сказал человек в очках, сидевший напротив меня, глубоко погрузившись в свое кресло, — функционирует только единожды и должно найти свое удовлетворение. Это примерно то же самое, как и у других органов: руки хотят хватать, глаза — смотреть, уши — слышать. Это — закон природы, и он совершенно естествен и последователен. Все остальное противоестественно. Вы согласны с этим?» «Нет», — ответила я.
«Я могу предложить вам неплохое место», — промолвил человек в очках и, улыбаясь при этом, внимательно посмотрел на меня. Мне ничего не оставалось, как сказать: «Ваши аргументы весьма убедительны».
Мужчина, стоящий перед другим мужчиной, — мой шеф. Перед ним, согнувшись в поклоне, с выраженной на лице готовностью выполнить любое приказание, стоит человек. Глаза, устремленные на моего начальника, напоминают мне глаза нашей собаки, с которой я в детстве играла, заплетала ей косы, подвязывала бантики. «Так точно», — произносит он. «Само собою разумеется», — говорит он. «Вы можете на меня положиться», — утверждает он, и, кланяясь, пятится к двери. Шеф удовлетворенно смеется, я тоже улыбаюсь, не стараясь скрыть свое презрение. О мужчины, думаю я, рабы, подлые твари! Никогда я не почувствую перед вами слабость.
Первый взял меня быстрой хваткой. Его желание было велико, а времени у него не хватало, и я уступила ему, как неизбежной болезни, полученной в пути. Второй был мужчина, которого я знала еще со школьных дней. В ту пору я его просто не замечала. Мы сошлись с ним всего на три ночи. Потом он уехал на фронт и там погиб. Третий добивался меня с нежностью и терпением. Он был опытным человеком и когда заявил мне наконец, что женат, то сразу упал в моих глазах. Четвертый набросился на меня во время воздушного налета, когда я была почти беззащитна и вдобавок сильно пьяна. В ту же ночь при повторном налете его завалило в рухнувшем подвале, откуда я в последний момент сумела выскочить. Пятым был жених моей подруги Марины. Она, по ее словам, уступила его мне, и я не могла устоять, так как он был хорош, как бог, но испорчен, как свинья. С шестым мы были помолвлены, до тех пор пока его у меня не отбила Марина, и он сделал это как само собою разумеющееся. Так было: масса мужчин вокруг и абсолютная пустота в душе, которую никто не мог заполнить. Действительно ли никто?
Но однажды все изменилось! Он меня не видит. Я не знаю, что он видит вообще, куда он смотрит. Почему он меня не замечает? Он не смотрит на меня, но я чувствую его руки, и голос находящегося рядом со мною человека говорит: «Я слаб и устал. Если бы было возможно, я бы навеки уснул. Не жди от меня ничего, не надейся на меня, но оставайся со мною, пока это возможно». «Пока это возможно», — думаю я и после этого уже ни о чем не думаю. Этого человека зовут Карл Крафт.
22. Воскресенье тоже проходит
Время, которое, как известно, неукротимо идет своим путем, утром в воскресенье дошло наконец до холмов Вильдлингена-на-Майне. Оно привело также в движение командира административно-хозяйственной роты капитана Катера. Он покинул территорию военного училища с праздничным выражением лица, поскольку только что отлично позавтракал. Но главной причиной его торжественно-серьезного вида, который он умышленно подчеркивал, являлось его доброе намерение: он следовал в церковь.
Это было не потому, что капитан Катер являлся чрезмерно религиозным человеком. К сожалению, в церковь его вело стремление показать себя, установить и закрепить полезные контакты. Понятно, что даже в церкви он оставался солдатом.
Следуя по городу, он буквально сиял в лучах утреннего солнца. Он дружески отвечал на приветствия тех, кто приветствовал его первым. А таких было немало: Катер являлся в Вильдлингене-на-Майне видной фигурой.
Как командир административно-хозяйственной роты, он тесно соприкасался с гражданским населением городка. Он производил в большом объеме необходимые закупки, торговал, менял, перепродавал. Он давал советы, указания, справки, при желании мог выделить необходимый транспорт, бензин и даже людей. И самое главное, он осуществлял представительские функции. Начальник интендантской службы школы при нем был не чем иным, как мальчиком на побегушках. Он действовал исключительно по его указаниям, и с ним как с офицером никто не считался.
Капитан Катер пользовался доверием широкого круга лиц, и он пользовался им в лучшем смысле этого слова. Собиралось ли на Новый год общество отведать лучшие сорта вин — Катер был там. Освящали ли новый дом, хоронили ли какого-либо почтенного бюргера, праздновали ли годовщину какого-либо общества — ни одно из подобных мероприятий не обходилось без капитана Катера. И «Вильдлингер беобахтер», местная газетка, на следующий день писала: «…среди присутствовавших находился также представитель начальника нашей военной школы господина генерал-майора Модерзона — господин капитан Катер», или «…поздравления и пожелания счастья передал в самых теплых тонах господин капитан…», или «…среди многочисленных сопровождавших усопшего в последний путь находился капитан Катер, который произнес траурную речь и возложил венок».
Представительская работа входила в круг его служебных обязанностей. И, несмотря на кажущиеся неприятности и хлопотливость такого рода деятельности, при тщательном рассмотрении можно было увидеть, что она приносила немалые преимущества. Даже посещение церкви проводилось капитаном по расчету, поскольку в этом маленьком живописном городке, расположенном вдали от больших магистралей, господствовали еще трогательные архаические отношения, присущие религиозным людям. Даже влиятельные партийные деятели посещали здесь церковь.
Таким образом, Катер встретил на площади перед церковью и с готовностью приветствовал заместителя бургомистра, заведующего городской кассой, нескольких видных коммерсантов, чиновников городского магистрата и представителей различных благотворительных обществ. Дамам он всегда говорил «милостивая государыня», а что касается мужчин, предпочитал выражение «мой дорогой друг». Так он добился расположения у мужчин и прослыл галантным кавалером у дам.
После того как Катеру удалось установить несколько весьма полезных контактов и договориться по ряду вопросов с нужными людьми, он проследовал в церковь. Там он пробрался на одну из передних скамеек и сделал вид, что погрузился в молитву, что по заслугам было оценено общиной.
Подчеркнуто отрешенно опустил он взор, внимательно рассматривая свои ботинки. Он с удовлетворением констатировал, что они основательно вычищены, но должный глянец им не придан. При этом сейчас же подумал о своем ординарце, который стал лениться, но, к сожалению, знал о капитане слишком много, чтобы его можно было просто выставить на фронт. В то время, когда Катер был занят всеми этими вопросами, размышляя о них под пьянящие звуки органа, к нему подвинулась какая-то важная фигура, и он услышал приглушенный, доверительно звучащий голос:
— Слава творцу, господин капитан.
Катер оторвал взгляд от ботинок и осторожно посмотрел на соседа. Он узнал Ротунду, видного бюргера и крупного виноторговца, владельца кабачка «Пегий пес». Торжественно-постное выражение лица Катера сменилось сдержанно-дружелюбным, и он приветливо улыбнулся, промолвив в ответ:
— Слава господу, мой дорогой господин Ротунда.
Они незаметно обменялись под церковной скамьей сердечными рукопожатиями. Орган гремел, заглушая хор. Присутствующие открыли молитвенники.
Господин Ротунда был для капитана Катера нужным человеком. Не один раз капитан с избранными друзьями в тиши заднего кабинета «Пегого пса» обедал, и им всегда подавали вкуснейшую дорогую форель и отличное вино. У Ротунды был самый лучший винный подвал во всей округе. Его «вильдлингско-майнское» восхищало самых требовательных знатоков вина, а его марка «Вильдлингская арфа» была даже отмечена премией рейхсмаршала. Несколько бутылок этого благородного напитка Катеру не повредили бы, в особенности закладки 1933 года, или «сильванерского», а может быть, и «сухого отборного».