Вениамин тут же оформил необходимые документы и отнёс начальству на подпись.
Вернувшись, достал бланк заявления и заполнил данными из паспорта Марии. Начал записывать объяснение от имени потерпевшей, произнося вслух:
— Прошу принять меры к неизвестным лицам, которые похитили меня… — вскинул на графиню глаза: — Когда?
Мария нахмурилась:
— Я не помню… года два, а может, три назад… — промямлила еле слышно.
Глаза её снова налились слезами. Оглянулась на сидящих за столами сотрудников и опустила голову. Достала платок и начала усердно накручивать его на ладонь.
Оперативники решили, что девушка стесняется. Переглянувшись, стали по очереди выходить из кабинета.
Щербаков продолжил писать, повторяя:
— …около трёх лет назад… — Неожиданно встрепенулся от пришедшей в голову мысли: — Ты же несовершеннолетняя была! Пятнадцать лет? Вот гады! Получат по полной! Откуда?
— Что откуда?
— Похитили откуда?
— Я не помню… — Мария пригладила волосы руками. А затем, раскинув их на две стороны головы, разделила на пряди. Быстро перебирая пальцами, стала плести коротенькие тощие косички, плаксиво кривя рот, поджимая и покусывая губы. Начала осторожно укорять Вениамина. — Вот вы, наверно, не представляете даже, как мне тяжело. Быть может, мама с папой ещё надеются меня найти, да. Потратили все свои деньги на поиски. Каждый вечер бегают по городу, ищут дочку, пишут объявления, клеят на столбы, заглядывают в грязные притоны… Как представлю — так их жалко становится, слёзы подкатывают…
Коллеги Щербакова вышли.
Вениамин прикинул, что охмурить такую наивную простушку труда не составит, хорошо, что невзрачная — в глаза не будет бросаться! Задумался — как это графья объявления приклеивают на столбы? Откуда такие навыки? Может, успели освоиться в СССР — забыли о благородных корнях? Или у девочки что-то переклинило в мозгах?
Неожиданно умная мысль пришла Щербакову в голову. Он неторопливо пролистал паспорт, внимательно изучая страницы, но штамп пересечения границы был только один, на сегодняшний въезд в Россию — странно!
— Интересно, — задумчиво произнёс он, — видимо, похищали тебя по другому документу… Ничего, сделаем запрос на границу и там выясним, когда и откуда тебя вывозили за рубеж.
— Не выясните… — замотала головой девушка — кривенькие косички задрожали. В глазах снова навернулись слёзы, стали капать, исчезая в черноте материи. — Мне имя дали в российском консульстве Израиля… точнее, я сама выбрала, когда паспорт оформляли, и… фамилию… придумала…
Она опустила повинную голову.
Щербаков несколько секунд в тупом недоумении смотрел на затылок девочки, молча соображал. Затем его прорвало:
— Как? Так ты… не графиня? — воскликнул Вениамин, не сдержался, захлебнувшись от благородного негодования, почувствовал, как мир переворачивается, все мечты летят прахом. — Как же так? Не Апраксина?…
— Нет… просто на ум пришла первая попавшаяся… — слёзы девушки полились ручьём.
Гневное возмущение клокотало внутри Щербакова. Он не мог найти нужных слов и только учащённо дышал, бросив ручку, обхватив голову, уперев локти в стол. Его будущее рушилось на глазах. И кто в этом виноват?
Задница в галифе и пустое ведро внезапно одержали окончательную бесповоротную победу.
Вениамин вспомнил, как лебезил перед «графиней» в аэропорту и мечтал жениться, пока ехали в машине, мысленно разбрасывал у ЗАГСа цветы и денежную мелочь. Стриптиз откладывался на неизвестный срок. Что же теперь, получается — зря старался, ручку целовал, французский язык вспоминал: «Же ву при де сартир… же ву при де сартир!..» Вот тебе и сортир…
Немного успокоившись, Вениамин потёр немеющую правую ладонь.
Появилась злость на эту наглую пигалицу, задурившую мозги не только ему с начальником, но и московскому министру. Захотелось обидеть:
— Петрова или Сидорова тебе на ум не пришли? Графиней стать решила? — с явной издёвкой подначил он. — А генерал что, тоже не знал? Исто-ри-че-ска-я ли-чность! Бе-ре-ги-те е-ё!
Мария вскинула голову и смахнула последние слёзы, стала оправдываться:
— Я и не хотела графиней становиться, это вы сами так решили, придумали. Я и генералу говорила, но ему всё некогда было, — девушка достала платок, стала снова прикладывать к глазам, — он каждое утро на Мёртвое море ездил, твердил, что военные раны лечит, а по вечерам трезвым не бывал… Так что?… — Голос её неожиданно окреп: — Раз я теперь не графиня, вы мне и помогать не будете? На улицу выгоните из гостиницы? Давайте, давайте, пойду милостыню просить или в проститутки…